Эмпирические методы исследования в психологии

Методы психологии

Определение 1

Эмпирические методы – это практические методы научного исследования, в рамках которых отдельно выделяются обсервационные методы исследования – наблюдение, самонаблюдение, эксперимент.

В психологии, как и в любой другой науке, есть свои методы исследования, которые являются основными путями и приемами научного познания психических явлений и их закономерностей.

Методы психологии делятся на 4-е группы:

1. организационные методы, к которым относятся сравнительный, лонгитюдный, комплексный;
2. эмпирические методы, включающие наблюдение и самонаблюдение, метод эксперимента, из психодиагностических методов – тесты, анкеты, опросники, интервью, беседа, социометрия, анализ продуктов деятельности, биографические методы;
3. методы обработки данных, к которым относятся количественный и качественный методы;
4. методы коррекции – четвертая группа методов психологии – это групповой тренинг, аутотренинг, обучение, способы психотерапевтического воздействия.

Замечание 1

Среди всех методов психологии эмпирические методы традиционно считаются базовыми.

В кратком понимании методы психологии – это способы изучения реальных фактов окружающей действительности. причем для каждого метода характерен соответствующий вид приемов, отвечающих целям и задачам исследования.

Взяв за основу какой-то один метод, можно создать несколько методик. Классификации методов трактуются по-разному, дополняются новой информацией, меняются и развиваются в русле новых психологических школ.

Исходя из того, кто и с какой целью пользуется методами психологии, надо различать методы собственно научного исследования и методы, которые непосредственно применяются в практике.

Методы психологии могут быть как общими, так и частными, но, во всех случаях они скрыто или явно отражают общие философские позиции, с которых проводится исследование.

Цель методов психологии – фиксировать факты, объяснять и раскрывать их сущность, что является вполне закономерным, потому что форма явлений и предметов и их содержание не совпадают.

Готовые работы на аналогичную тему

Это требование с помощью одного метода не всегда выполнимо, поэтому, изучая психические явления, используют различные взаимодополняющие методы.

Для проведения любого исследования необходима исследовательская программа, от научной обоснованности которой будет зависеть эффективность этого исследования, а также значимость теоретических и практических результатов.

Определение 2

Программа – это теоретико-методологическая основа процедур психологического исследования, таких как сбор, обработка и анализ данных.

Благодаря программе задается определенная последовательность этаповисследования – постановка проблемы, определение предмета исследования, теоретический анализ объекта, цели и задачи исследования, интерпретация и операционализация ведущих понятий, формулировка рабочей гипотезы, составление плана исследования, составление плана выборки, описание методов обработки и сбора данных, анализа и интерпретации.

В программе могут быть выделены методологический и процедурный разделы.

Метод наблюдения

Одним из эмпирических методов является метод наблюдения. Данный метод требует тщательной подготовки и профессионализма исследователя, потому что наблюдение ведется за психическими проявлениями человека.

Этот древнейший метод познания в психологии выступает в двух формах – во-первых, как самонаблюдение или интроспекция, во-вторых – как внешнее или объективное наблюдение.

Процедура наблюдения, в общем, складывается из определенных процессов:

• постановки целей и задач наблюдения;
• выбора объекта, предмета и ситуации;
• выбора способа для наблюдения, обеспечивающего сбор нужной информации;
• выбора способа регистрации наблюдаемых явлений;
• обработка полученной информации и её интерпретация.

Методом научного познания наблюдение становится постольку, поскольку не ограничивается только регистрацией фактов, а формулирует гипотезы, чтобы проверить их на новых наблюдениях.

Виды наблюдения могут быть разными – кратковременное наблюдение (срез), длительное наблюдение, которое по времени может продолжаться несколько лет (лонгитюдное наблюдение).

Оно может быть лабораторным, проходящим в искусственных условиях и естественным, проходящим в условиях, привычных для человека.

Есть включенные и не включенные наблюдения. При включенном наблюдении и наблюдатель, и наблюдаемые включены в деятельность, но, наблюдаемые ничего не знают о производящемся наблюдении.

Не включенное наблюдение предполагает распределение ролей – одни становятся наблюдаемыми и знают об этом, другие – наблюдателями.

Метод наблюдения может быть структурированным, когда структура наблюдаемых фактов строго подразделяется и неструктурированным – в этом случае наблюдение происходит за всей совокупностью фактов.

Сплошное и выборочное наблюдение. Все поведенческие реакции фиксируются при сплошном наблюдении, в то время как при выборочном область наблюдения ограничена.

Наблюдение также бывает непосредственным и опосредованным. Непосредственное наблюдение проводится самим человеком, который по его результатам делает выводы.

Опосредованное наблюдение проводится другим человеком.

Любой метод имеет свои достоинства и свои недостатки. Не лишен недостатков и метод наблюдения, которые заключаются в следующем:

• на результаты наблюдения довольно сильно влияют установки, интересы, личностные особенности, психологическое состояние наблюдателя;
• ориентирование наблюдателя на подтверждение своей гипотезы приводит к большим искажениям восприятия событий;
• трудность в интерпретации полученных данных;
• наблюдение требует больших временных затрат.

Что касается самонаблюдения (интроспекция), то это первый метод психологии, позволяющий изучать душу и психику человека.

Интроспекция – это внутреннее наблюдение индивида за собственными психическими проявлениями. В психологии профессиональная интроспекция не только полезна, но, даже необходима, а чтобы личность могла отображать саму себя – этому необходимо учиться.

Метод эксперимента

Возникновение эксперимента связывают с истоками психологии, сегодня он является главным её методом.

Перед психологическим экспериментом стоит основная задача – сделать допустимыми для объективного внешнего наблюдения существенные особенности внутреннего психического процесса.

Эксперимент предполагает активное вмешательство исследователя в деятельность испытуемого, для того, чтобы создать условия, в которых будет выявлен психологический факт.

При эксперименте психика человека меняется.

Эксперимент проводится с целью изучения причинно-следственных связей. Эта исследовательская деятельность предполагает, что экспериментатор не только вызывает изучаемое им явление, но и оказывает на него активное воздействие, изменяя условия его протекания.

Данный метод дает возможность воспроизводить результаты и устанавливать количественные закономерности неоднократно.

Эксперимент в классическом понимании применять ко всем явлениям невозможно, например, деятельность психотерапевта или психолога строго экспериментальными назвать нельзя.

Однако эксперимент имеет значительные преимущества – можно задействовать любое явление, состояние, процесс, интересующий экспериментатора, например, создать условия, которые вызовут у человека проявление воли.

Исследователь может планомерно изменять – увеличивая, уменьшая или совсем исключая, необходимые условия, способные повлиять на исследуемое психическое явление.

Далее, эксперимент позволяет управлять факторами, верно определять степень воздействия каждого на исследуемое явление, а также выявлять объективные зависимости и закономерности.

Наконец, материалы, полученные в ходе эксперимента, дают возможность количественной обработки, моделирования и математического описания изучаемого явления.

Выделяются разные виды экспериментов – синтетический и аналитический, естественный и формирующий, констатирующий и моделирующий, психолого-педагогический, полевой, лабораторный и обучающий.

Замечание 2

Из всех этих видов наиболее важным является естественный эксперимент, предложенный психологом А. Лазурским.

Эмпиризм и эмпирический метод исследования — что это такое и составляющие этого уровня научного познания

Обновлено 23 июля 2021

1. Эмпирический и эмпиризм — это…
2. Основные методы научного познания
3. Эмпирические методы исследования
   1. Наблюдение
   2. Измерение
   3. Эксперимент
   4. Описание
   5. Сравнение

Здравствуйте, уважаемые читатели блога KtoNaNovenkogo.ru. Люди, которые увлекаются чтением научной литературы, часто встречают это слово.

Студент, прогулявший почти все лекции по философии, приходит в аудиторию, слышит рассказ профессора об эмпириках и впадает в уныние.

Напрасно – это понятие при всей его внешней сложности, на самом деле, может понять даже ребенок.

Эмпирический и эмпиризм — это…

Термин эмпиризм образовался от греческого слова empeiría, которое переводится как «опыт».

Эмпирический – это явленный нам в чувствах, приходящий извне, данный непосредственно, полученный опытным путем.

Эмпиризм — это философское направление, которое зародилось в XVI веке. Именно в этот период научное мышление начало вытеснять религиозный взгляд на устройство мира.

Основоположник эмпиризма – английский философ Фрэнсис Бэкон. По его мнению, наука должна иметь исключительно практический вектор применения, а ее главная цель – подчинение природы человеком.

Наиболее радикальные сторонники эмпиризма предлагали отвергнуть бесполезное теоретизирование и признать, что наблюдение – единственный источник истинных знаний.

Эмпиризм делится на два направления:

1. Материалистическое. Вокруг нас окружающая действительность, существующая сама по себе, независимо от нашего сознания. Мы постигаем этот мир при помощи органов чувств, черпаем из него опыт. Этот чувственный опыт — главный источник подлинного знания.
2. Идеалистическое. Основа опыта – совокупность наших ощущений и представлений. Реальность существует только в пределах нашего сознания, а вне его – ничего нет.

Эмпирический и теоретический уровни научного познания

Эмпирический уровень научного познания — это чувственное изучение реально существующих объектов и явлений. Главная задача ученого на эмпирическом уровне – фиксация и группировка научных фактов.

Научный факт – утверждение, которое было проверено, подтверждено и описано в соответствии с определенными требованиями.

На этом уровне происходят следующие процессы:

1. Сбор, накопление эмпирических данных об объекте изучения.
2. Выявление ценной информации, которая может быть отнесена к сфере научных фактов.
3. Определение, измерение физических величин исследуемого предмета.
4. Сравнение объектов между собой для выявления закономерностей, взаимосвязей.

Далее в дело вступает теоретический уровень познания, где происходит мысленная обработка информации, полученной эмпирическим путем.

Эмпирические методы исследования

Эмпирическое исследование – это набор методов, подразумевающих сбор информации, получаемой при изучении некого объекта.

Эмпирический метод — это способ научного познания окружающей реальности опытным путем.

Выделим основные эмпирические методы исследования.

Наблюдение — как основа эмпиризма

Метод, который заключается в целенаправленном восприятии, фиксации поведения и свойств предмета исследования. Это не просто задумчивое созерцание или приятное времяпрепровождение.

Вот бабушка сидит на лавочке у подъезда, запоминает всех, кто входит и выходит. С научной точки зрения, она не занимается наблюдением. К этому процессу предъявляются жесткие требования:

1. Целенаправленность и избирательность. Исследователь осуществляет наблюдение совсем не от скуки, а для достижения определенной цели – проверки или опровержения гипотезы, сбора сведений. Если наша бабушка будет избирательно считать, сколько усатых мужчин входит в подъезд, то требование будет соблюдено.
2. Фиксация результатов наблюдения. Нужно завести журнал наблюдения и записывать все, что получится выяснить.
3. Системность. Данные должны быть упорядочены, зафиксированы на определенном языке – формальном или естественном. Вот бабушка-исследователь берет толстый блокнот и пишет: «10 января 2019 года, 09:15 – прошел мужчина среднего телосложения, длина усов – 5 сантиметров».

Наблюдение включает в себя:

1. объект – то, на что смотрим;
2. субъект – самого исследователя;
3. технические средства – с помощью чего смотрим (глаза, бинокль, подзорная труба).

Наблюдение бывает прямое и косвенное. При прямом наблюдении изучаем сам объект, а при косвенном – эффекты от его существования.

Некоторые предметы невозможно исследовать, потому что они слишком маленькие или находятся очень далеко. Например, элементарные частицы не увидеть даже в мощный микроскоп. Но при движении они оставляют следы, которые можно зафиксировать.

Еще различают два способа наблюдения – непосредственный и инструментальный. Непосредственное наблюдение ведется при помощи органов чувств – глаз, ушей, рук, а инструментальное – с использованием технических средств – телескопов, датчиков, микроскопов.

Если вы хотите узнать больше об эмпирическом знании, смотрите это видео:

Измерение — это еще один эмпирический уровень познания

Это эмпирический метод исследования, позволяющий выяснить точные количественные характеристики изучаемого объекта.

Вот есть земной шар, он огромный. «Огромный» – это качественная характеристика, не дающая никакой полезной информации. А вот «диаметр земного шара – 12,7 тыс. километров» — это количественный параметр, который важен для науки.

Чтобы провести измерение нам понадобятся:

1. величина – что будем мерить;
2. субъект – сам исследователь с линейкой в руках;
3. методика – шкала и технические средства, которые будем использовать.

Измерения бывают прямые и косвенные. При прямых измерениях результат определяется непосредственно – приложили циркуль, узнали радиус. При косвенных измерениях результат получается путем вычисления нужной величины.

Чтобы узнать площадь квадрата, измерим линейкой любую его сторону и умножим это значение само на себя.

Эксперимент – это эмпирическое познание наивысшей формы

Это метод исследования, при котором происходит контролируемое, целенаправленное воздействие на изучаемый предмет. Эксперимент возникает из-за нежелания ждать.

Вот ученый хочет знать, что будет, если сбросить один камень на другой с большой высоты. Ему пришлось бы провести годы в ожидании, пока нужное событие наступит. Настоящий ученый не станет терять времени. Он поднимется на возвышенность и сбросит камень вниз. Это будет экспериментом.

Эксперимент считается достоверным, если при многократном повторении он дает одинаковые результаты.

Вот мы подкинули монетку и выпал орел. Если ограничиться одним-единственным опытом, то можно сделать ошибочный вывод – монета всегда падает орлом вверх. Но проведя сотни таких экспериментов, мы придем к правильному следствию: распределение между орлом и решкой соответствует теории вероятности – 50/50.

Эксперимент – это мощный, быстрый, действенный эмпирический метод познания. Для него характерно отсутствие жалости к объекту исследования, который в процессе может быть изменен до неузнаваемости или даже уничтожен.

В этом плане наблюдение – более пассивный и гуманный способ исследования.

Эксперименты классифицируются по изучаемым объектам: химические, физические, социальные, экономические. Но также их можно разделить по целям и задачам:

1. исследовательские – для формирования новых гипотез, выдвижения догадок;
2. проверочные – для подтверждения или опровержения существующих гипотез и теорий;
3. решающие – из двух противоречащих друг другу теорий по результатам эксперимента выбирается единственная верная.

Описание — это фиксация результатов эксперимента или наблюдения

Описание осуществляется с помощью естественного языка — такого, на котором написана эта статья — или формализованного искусственного языка. При этом используются графики, схемы, изображения, таблицы, диаграммы.

Проблема этого метода в его субъективности. Один и тот же предмет можно описать совершенно по-разному.

Возьмем обычного кота. Любитель котов будет рассказывать о нем в ярких красках, восхищаясь окрасом, характером, повадками. А вот у аллергика описание того же самого животного будет другим – настоящее исчадие ада.

Чтобы уйти от неоднозначности и неточности, используют такие приемы:

1. стандартизация (что это такое?) структуры изложения материала;
2. определение используемых терминов, их значений;
3. установка критериев для применения тех или иных оценок;
4. переход от естественного языка к формализованному виду;
5. сопоставление информации из разных источников.

Описание – это метод, который тесно связан с другими способами эмпирического исследования. Нельзя говорить, что он чем-то лучше или хуже других. Все вместе – это единый цикл.

Результаты, полученные во время наблюдения или эксперимента, нуждаются в фиксации и грамотном изложении. Тогда настает время для описания.

Эмпирическое исследование в виде сравнения

Это метод познания, с помощью которого устанавливаются сходства и различия между несколькими объектами.

Есть два воздушных шара красного цвета. Один из них более красный, другой менее – скорее ближе к розовому. Или два стакана с чаем – один горячее, другой холоднее.

Сравнение помогает прийти к общему знаменателю в спорных вопросах. Гораздо проще добиться согласия, если оценивать теорию не в абсолютных значениях – правда/ложь, а в сравнительных степенях: «эта теория точнее другой подобной», «эта гипотеза проще для понимания».

Еще сравнительные степени используют, когда нет возможности перейти к прямым математическим единицам измерения. Например, в гуманитарных науках.

Удачи вам! До скорых встреч на страницах блога KtoNaNovenkogo.ru

Эта статья относится к рубрикам:

учебное пособие — Ural Federal University’s Research Portal

TY — BOOK

T1 — Прикладная статистика: методы анализа эмпирической информации

T2 — учебное пособие

AU — Полякова, Виктория Владимировна

AU — Шаброва, Нина Васильевна

A2 — Галюк, Алёна Д.

N1 — учебно-методическое пособие для студентов вуза, обучающихся по направлениям подготовки 39.03.01 «Социология», 39.03.02 «Социальная работа» Министерство науки и высшего образования Российской Федерации, Уральский федеральный университет им. первого Президента России Б. Н. Ельцина

PY — 2020

Y1 — 2020

N2 — Учебно-методическое пособие поможет студентам в формировании профессиональных компетенций, необходимых для принятия управленческих решений на основе анализа эмпирической информации. Пособие содержит краткий теоретический материал по курсу, примеры использования разных методов при анализе информации, задания для самостоятельной отработки полученных навыков. Выполнение представленных заданий позволит студентам проверить степень усвоения теоретического материала, сформировать навыки решения статистических задач, используя разные методы анализа эмпирических данных. Предназначено для студентов всех форм обучения гуманитарных, социально-экономических и управленческих специальностей.

AB — Учебно-методическое пособие поможет студентам в формировании профессиональных компетенций, необходимых для принятия управленческих решений на основе анализа эмпирической информации. Пособие содержит краткий теоретический материал по курсу, примеры использования разных методов при анализе информации, задания для самостоятельной отработки полученных навыков. Выполнение представленных заданий позволит студентам проверить степень усвоения теоретического материала, сформировать навыки решения статистических задач, используя разные методы анализа эмпирических данных. Предназначено для студентов всех форм обучения гуманитарных, социально-экономических и управленческих специальностей.

UR — https://www.elibrary.ru/item.asp?id=42991308

M3 — Учебное издание

SN — 978-5-7996-3021-8

BT — Прикладная статистика: методы анализа эмпирической информации

PB — Издательство Уральского университета

CY — Екатеринбург

ER —

Эмпирические исследования отраслевых рынков: основные достижения | Левин

1. Aguirregabiria V., Mira P. Sequential Estimation of Dynamic Discrete Games // Econometrica. 2007. Vol. 75, No. 1, pp. 1-53.

2. Angrist J., Pischke J. The Credibility Revolution in Empirical Economics: How Better Research Design is Taking the Con out of Econometrics // Journal of Economic Perspectives. 2010. Vol. 24, No. 2, pp. 3-30.

3. Athey S., Haile P. Empirical Models of Auctions // Advances in Economics and Econometrics: Theory and Applications. Ninth World Congress. Vol. 2 / R. Blundell, W. Newey, T. Persson (eds.). Cambridge, N. Y.: Cambridge University Press, 2006, pp. 1-45.

4. Athey S., Levin J., Seira E. Comparing Open and Sealed Bid Auctions: Evidence from Timber Auctions // NBER Working Paper. 2008. No. 14590.

5. Bain J. Barriers to New Competition. Cambridge, MA: Harvard University Press, 1956.

6. Bain J. Relation of Profit Rate to Industry Concentration: American Manufacturing, 1936-1940 // Quarterly Journal of Economics. 1951. Vol. 65, No. 3, pp. 293-324.

7. Bajari P., Benkard L., Levin J. Estimating Dynamic Models of Industry Competition // Econometrica. 2007. Vol. 75, No. 5, pp. 1331-70.

8. Benkard L. A Dynamic Analysis of the Market for Wide-Bodied Commercial Aircraft // Review of Economic Studies. 2004. Vol. 71, No. 3, pp. 581-611.

9. Berry S. Estimation of a Model of Entry in the Airline Industry // Econometrica. 1992. Vol. 60, No. 4, pp. 889-917.

10. Berry S., Levinsohn J., Pakes A. Automobile Prices in Market Equilibrium // Econometrica. 1995. Vol. 63, No. 4. Р. 841-890.

11. Berry S., Tamer E. Identification in Models of Oligopoly Entry // Advances in Economics and Econometrics: Theory and Applications. Vol. 2, pp. 46-85.

12. Borenstein S., Bushnell J., Wolak F. Measuring Market Inefficiencies in California’s Wholesale Electricity Industry // American Economic Review. 2002. Vol. 92, No. 5, pp. 1376-1405.

13. Bresnahan T. Competition and Collusion in the American Automobile Industry: The 1955 Price War // Journal of Industrial Economics. 1987. Vol. 35, No. 4, pp. 457-482.

14. Bresnahan T. Empirical Studies of Industries with Market Power // Handbook of Industrial Organization. Vol. 2, pp. 1011-1057.

15. Bresnahan T., Reiss P. Entry and Competition in Concentrated Markets // Journal of Political Economy. 1991. Vol. 99, No. 5, pp. 977-1009.

16. Cohen A., Einav L. Estimating Risk Preferences from Deductible Choice // American Economic Review. 2007. Vol. 97, No. 3, pp. 745-788.

17. Einav E., Levin J. Empirical Industrial Organization: A Progress Report // Journal of Economic Perspectives. 2010. Vol. 24, No. 2, pp. 145-162.

18. Einav L., Jenkins M., Levin J. Contract Pricing in Consumer Credit Markets. Mimeo. 2010.

19. Ellison G., Ellison S. Search, Obfuscation, and Price Elasticities on the Internet // Econometrica. 2009. Vol. 77, No. 2, pp. 427-452.

20. Ellison G., Ellison S. Strategic Entry Deterrence and the Behavior of Pharmaceutical Incumbents Prior to Patent Expiration // NBER Working Paper. 2007. No. 13069.

21. Ericson R., Pakes A. Markov-Perfect Industry Dynamics: A Framework for Empirical Work // Review of Economic Studies. 1995. Vol. 62, No. 1, pp. 53-82.

22. Fisher F. Games Economists Play: A Noncooperative View // RAND Journal of Economics. 1989. Vol. 20, No. 1, pp. 113-124.

23. Gentzkow M., Shapiro J. What Drives Media Slant? Evidence from U. S. Daily Newspapers // Econometrica. 2010. Vol. 78, No. 1, pp. 35-71.

24. Goolsbee A., Syverson C. How Do Incumbents Respond to the Threat of Entry? Evidence from the Major Airlines // Quarterly Journal of Economics. 2008. Vol. 123, No. 4, pp. 1611-1633.

25. Guerre E., Perrigne I., Vuong Q. Optimal Nonparametric Estimation of First-Price Auctions // Econometrica. 2000. Vol. 68, No. 3, pp. 525-574.

26. Hausman J. Valuation of New Goods under Perfect and Imperfect Competition // The Economics of New Goods. NBER Studies in Income and Wealth / T. Bresnahan, R. Gordon (eds.). Chicago: University of Chicago Press, 1997. Vol. 58, pp. 209-237.

27. Hendel I., Nevo A. Measuring the Implications of Sales and Consumer Inventory Behavior // Econometrica. 2006. Vol. 74, No. 6, pp. 1637-1673.

28. Hendricks K., Pinkse J., Porter R. Empirical Implications of Equilibrium Bidding in First-Price, Symmetric, Common Value Auctions // Review of Economic Studies. 2003. Vol. 70, No. 1, pp. 115-145.

29. Hendricks K., Porter R. An Empirical Perspective on Auctions // Handbook of Industrial Organization. Vol. 3 /M. Armstrong, R. Porter (eds.). Amsterdam: North Holland, 2007, pp. 2073-2144.

30. Hendricks K., Porter R. An Empirical Study of an Auction with Asymmetric Information // American Economic Review. 1988. Vol. 78, No. 5, pp. 865-883.

31. Hopenhayn H. Entry, Exit, and Firm Dynamics in Long Run Equilibrium // Econometrica. 1992. Vol. 60, No. 5, pp. 1127-1150.

32. Hortacsu A., Puller S. Understanding Strategic Bidding in Multi-Unit Auctions: A Case Study of the Texas Electricity Spot Market // RAND Journal of Economics. 2008. Vol. 39, No1, pp. 86-114.

33. Lewis R., Reiley D. Retail Advertising Works! Measuring the Effects of Advertising on Sales via a Controlled Experiment on Yahoo! http://www-siepr.stanford.edu/papers/9_24.25_2009/ lewis_reiley_paper.pdf. 2009.

34. Melitz M. The Impact of Trade on Intra-Industry Reallocations and Aggregate Industry Productivity // Econometrica. 2003. Vol. 71, No. 6, pp. 1695 -1725.

35. Nevo A. Measuring Market Power in the Ready-to-Eat Cereal Industry // Econometrica. 2001. Vol. 69, No. 2, pp. 307-342.

36. Olley S., Pakes A. The Dynamics of Productivity in the Telecommunications Equipment Industry // Econometrica. 1996. Vol. 64, No. 6, pp. 1263-1297.

37. Ostrovsky M., Schwarz M. Reserve Prices in Internet Advertising Auctions: A Field Experiment // Research Papers 2054, Stanford University, Graduate School of Business. 2009.

38. Pakes A., Ostrovsky M., Berry S. Simple Estimators for the Parameters of Discrete Dynamic Games (with Entry/Exit Examples) // RAND Journal of Economics. 2007. Vol. 38, No. 2, pp. 373-399.

39. Peltzman S. The Handbook of Industrial Organization: Review Article // Journal of Political Economy. 1991. Vol. 99, No. 1, pp. 201-217.

40. Porter R. A Study of CartelStability: The Joint Executive Committee, 1880-1886 // Bell Journal of Economics. 1983. Vol. 15, No. 2, pp. 301-314.

41. Rosse J. Estimating Cost Function Parameters without Using Cost Data: Illustrated Methodology // Econometrica. 1970. Vol. 38, No. 2, pp. 256-275.

42. Schmalensee R. Inter Industry Studies of Structure and Performance // Handbook of Industrial Organization. Vol. 2 / R. Schmalensee, R. Willig (eds.). Amsterdam: North Holland, 1989, pp. 951-1009.

43. Sutton J. Sunk Costs and Market Structure. Cambridge, MA: MIT Press, 1991.

44. Tirole J. The Theory of Industrial Organization. Cambridge, MA: MIT Press, 1988.

45. Varian H. Online Ad Auctions // American Economic Review. 2009. Vol. 99, No. 2, pp. 430-434.

Денет, Дэниел. Как исследовать человеческое сознание эмпирически

 

Как исследовать человеческое сознание эмпирически*

 

Сознание сегодня возвращается в психологию, тем не менее у исследователей все еще остаются скептицизм, беспокойство и неясность относительно возможности научного подхода к этому рискованному феномену. К тому же есть философы, например Томас Нагель, настаивающие на тезисе, что по мере нашего приближения к субъективному миру сознания, к тому, что это такое – быть осознающим бытием, с необходимостью следует вывод, что наука остается где-то за спиной – объективный мир науки теряет свое значение. Возможно, что у подозрения Нагеля есть какой-то резон, но я попытаюсь показать, насколько он может оказаться незначительным. И доказать, что сознание при надлежащем его понимании вполне поддается эмпирическому исследованию.

Данную заявку я постараюсь подкрепить, обратившись сначала к описанию и оправданию используемого мною метода. Версии этого метода известны в экспериментальной психологии, хотя, как мне представляется, он никогда не практиковался с должным вниманием к определенной системе принципов и ограничений, о которых я далее скажу. Он имеет близких родственников в истории философии и психологии и в нем мало что нового; он немного похож на интроспективизм Вундта, немного на феноменологию Гуссерля, или скорее Шульца, и даже на воображаемые упражнения в «радикальной трансляции» У.Куайна.

 

* Перевод осуществлен Н.С.Юлиной по изданию: Dennett D.C. How to Study Human Consciousness Empirically or Nothing Comes to Mind // Synthese, V. 53. №. 2. November 1982. P. 159–180.

 

 

– 199 –

 

Отличительный признак этого метода – уклончивость или его метафизический минимализм; ему изначально присущи осторожность и полное умолчание относительно того, чем могло бы быть сознание и даже где его можно было бы обнаружить. Конечно, место, где его можно найти, нам известно: в нас самих, более или менее интеллектуально мыслящих взрослых людях. Более того, все мы совершенно уверены, что основанием, по меньшей мере, главным основанием, нашей уверенности в принадлежности к осознающим бытиям является способность тем или иным образом разговаривать друг с другом. Иначе говоря, все мы полагаем, что, вслушиваясь в обращенную к нам речь других людей, можно узнать что-то о природе того, что они осознают, а также о том, что это такое – быть этими другими людьми. Исходя из данного основания, я ограничу сферу действия моего метода очевидно нормальными людьми, а еще точнее, их речью. Однако сам метод не нуждается в допущениях – по меньшей мере, на данный момент, – относительно того, являются ли какой-либо данный организм или все подобные ему организмы в реальности осознающими, а если и являются, что именно они осознают. Мы начнем с исследования класса субъектов, выхваченных из толпы этими грубыми и подручными дотеоретическими допущениями, однако воздержимся от какого-либо заранее принятого незрелого тезиса относительно этого класса. Ибо нам известно только то, что некоторые его члены могут быть маскарадными масками, зомби, лишенными слабого проблеска сознания.

В экспериментальной психологии часто используется такой прием: когда в строго ограниченных экспериментальных условиях требуется, чтобы субъекты выполняли различные интеллектуальные задачи – решали проблемы и загадки, выносили суждения и т.д., – их располагают по группам (обычно по одной в единицу времени). Одна из особенностей таких экспериментальных ситуаций состоит в том, что их легко можно превратить в ситуации, которые могут быть объективно описаны со многими относящимися к ним деталями. Например, мы можем принять четкую перспективу третьего лица и наблюдать субъектов только со стороны, что обычно и делается на практике. Можно ограничиться сбором данных эксперимента в виде магнитофонных записей, видеозаписей, нажатия кнопок, измерений колебаний мозга и гальванических реакций кожи. При тщательно проведенной работе, независимо от предмета изучения и того, хорошо или плохо мы это делаем, наше изучение этого предмета будет эмпирическим.

 

 

– 200 –

 

Для начала обратим внимание на запись шумов – главным образом вокальных, производимых субъектами (и экспериментаторами) в течение эксперимента или серии экспериментов. Можно было бы вообразить себя физиком или физиологом и придумать чисто физическую или физиологическую теорию или какую-то модель субъектов, объясняющую и предсказывающую эти шумы. Однако если и существует один непреложный факт, ставший совершенно очевидным в результате предпринимавшихся в последнее столетие попыток, он сводится к тому, что данная модель не работает. В принципе она могла бы работать – как в принципе можно предсказать место и время удара молнии,– однако в жизни заклинателей не существует. К счастью, есть другие уровни анализа, на основе которых можно было бы конструировать хорошие предсказательные теории. Например, если превратить запись шумового потока в транскрипт, в текст, состоящий из слов языка, на котором говорят субъекты, в нем найдутся все виды хорошо просматриваемых регулярностей, зависимостей, многословий, которые могут стать предметом исследования. Этот первый шаг влечет за собой радикальный пересмотр данных опыта, сдвиг от акустических и физических свойств к веревкам слов (может быть, также обрамленных временными и другими чисто физическими свойствами). Хотя в распоряжении сегодняшней науки есть смелые и блестящие исследования, физика и физиология производства и восприятия речи все еще слабо изучены. Поэтому на удивление мало известно относительно обычных отношений, предположительно существующих между производством слов (или фонем) и физическими явлениями акустического сигнала. Тем не менее имеется достаточно прочное интерсубъективное согласие в отношении процесса транскрибирования, а запись принимается за надежные, объективно очищенные данные опыта. В конце концов, любые две машинистки с хорошим слухом и хорошим словарным запасом независимо друг от друга напечатают согласованные во всем транскрипты за исключением разве небольшого процента слов. Непроизнесенные или мусорные слова можно экстраполировать путем апелляции к известным посылкам грамматики или к явным проявлениям интенций говорящего субъекта, а остающиеся малозначащие суждения или интерпретации могут быть изолированы, маркированы и, если нужно, лишены значимости данных опыта.

В той форме, в какой я принимаю описываемый метод, он шаблонный и непротиворечивый. Его результатом является то, что я называю текстом – специалисты по литературе могли бы назвать его очищенным текстом. Однако было бы не совсем правильно принимать

 

 

– 201 –

 

его за данное (given), поскольку процесс транскрибирования, как уже было замечено, является также и процессом (явной) интерпретации, зависящей от принятых посылок в отношении языка, на котором ведется разговор, и от некоторых интенций субъекта. Следует быть предельно осторожными относительно интенций, ограничивая себя тем, что можно было бы назвать посылками грамматических и лексических интенций. Например, мы можем смело исправить фразу «from reft to light» на «from left to right» или вставить определенный артикль в выражение «…as soon as the car turns corner…», однако фразу «I seem to hear an orange blur» следует отнести к сплошной непонятности, препятствующей следующим шагам исследования.

Шаг, после которого наша осторожность начинает приносить большие дивиденды, – это движение за текст. С одной стороны, нам нужно теперь вторгнуться на противоречивую и опасную территорию герменевтики – интерпретацию текста. С другой стороны, мы действительно можем быть уверены, что произведенный нашими субъектами текст состоит из актов речи; не простых произнесений или повествований, но утверждений, ответов на вопросы, комментариев, самокорректировок, просьб о пояснении и т.п. Иначе говоря, в целом мы готовы допустить, что текст представляет собой продукт процесса интенциональной интерпретации: он составлен из положений, которые испытуемые субъекты, исходя из разных оснований, хотят сказать, из высказываний, которые они намерены утверждать. На деле, конечно, некоторая опора на такие допущения выполняла роль исходного основания в нашем первоначальном шаге по очищению текста. (Почему кто-то хочет сказать «from reft to light»?) Во всяком случае, опора на интенциональную интерпретацию субъектов относится к неэлиминируемой части таких экспериментов – и в интерпретации данных, и в предшествующем процессе планирования эксперимента. Какие бы опасности ни подстерегали нас при принятии интенциональной установки (intentional stance), они являются платой за доступ к большому количеству в высшей степени прочных трюизмов, которые мы намереваемся использовать в планировании экспериментов. Например, у людей может быть множество резонов для желания сказать что-то о чем-то, однако некоторые из них удобнее исключить, исходя из плана эксперимента. Иногда люди хотят говорить не потому, что они верят в какие-то вещи, но потому, что им кажется, что их аудитория хочет услышать о них. От нас требуются необходимые шаги для исключения вероятности, что такого рода желания присутствуют или эффективны: мы говорим нашим субъектам, что мы готовы услышать от них что угодно относительно предмета их

 

 

– 202 –

 

верования,но мы должны позаботиться, чтобы не дать им знать о наших ожиданиях получить ответ, во что они верят. Тогда мы делаем все от нас зависящее, чтобы поставить их в ситуацию, где, учитывая желания, которые мы внушаем им, у них не будет лучшей опции, нежели пытаться сказать то, во что они фактически верят.

Другое применение интенциональной установки по отношению к нашим субъектам понадобится при использовании таких полезных типовых случаев (event-types), как нажатие кнопок. В стандартных случаях нажатие кнопок есть способ представления некоторого условно фиксированного речевого акта. Например, в виде утверждения, что две видимые фигуры кажутся мне видимыми именно сейчас, или в виде краткого ответа да, а мое быстрое суждение (поскольку сказано, что для данного случая существенна скорость) состоит в том, что слово, которое я только что услышал, находится в списке, с которым я ознакомился заранее. Для многих экспериментальных целей мы тогда захотим раскрыть значение этих нажатий кнопок и инкорпорировать их в виде элементов текста. Какое нажатие кнопок может быть принято за исполнение речевого акта, решающим образом зависит от интенциональной интерпретации взаимодействия между субъектом и экспериментатором, готовившим данного субъекта к эксперименту[1]. Потребуются рутинные шаги для устранения источников двусмысленности и неопределенности экспериментальной ситуации в таком направлении, чтобы у единственной интенциональной интерпретации текста (сюда включается нажатие кнопок и тому подобное) был бы несомненный диктат, то есть у нее не было бы убедительных конкурентов.

Итог приведенного перечня очевидных положений состоит в возможности, а в рутинной практике обычно так и бывает, готовить субъектов, в отношении которых с уверенностью можно предположить:

1) что их шумы (и другие обычные акты) могут быть интерпретированы как тексты;

2) что их тексты могут быть интерпретированы (с погрешностями и, как мы увидим, в первом приближении) как искренние и внушающие доверие (relible) (с коррекцией ошибок) объяснения их настоящих верований или мнений[2].

Приведенные результаты на первый взгляд могут выглядеть очевидными. Но не противоречат ли они моему предыдущему заявлению относительно того, что гетерофеноменологический метод не должен исходить из принятия каких-либо допущений относительно сознания таких субъектов? Кто-то может усмотреть противоречие, исходя из посылки, что только по отношению к сознательному существу

 

 

– 203 –

 

может быть сказано, что оно имеет верования, и что реализация речевого акта представляет собой нечто, что посильно только осознающим существам. Однако с равным правом можно было бы удержаться от допущения, что существует какое-то необходимое отношение между сознанием и интенциональной интерпретацией, даже между сознанием и корректной интерпретацией некоторого поведения вроде реализации речевого акта. Я предпочитаю последнюю позицию. Поскольку перспектива зомби, то есть сущности, в бихевиористском отношении неотличимой от сознательного существа, часто выдвигается в качестве скептического вызова функционалистским теориям сознания вроде моей (и теориями, связанными с областью когнитивной психологии), я возьму на вооружение тактику допущения ее возможности. Затем я покажу, что в описываемом мною методе ничто не открывает такого зомби среди сознательных существ и что отсюда «зомбийность» (zombieness) не является препятствием в процессе очищения текста и его соответственно толкуемой интерпретации. Таким образом, данное наблюдение бросает вызов посылке о существовании необходимой связи между интенциональной интерпретацией и сознанием; если между ними и существует необходимое отношение, тогда, поскольку некоторые из наших субъектов, насколько это нам известно, могли бы быть зомби, нам лучше говорить не о допущениях относительно верований субъектов, не об их желаниях и речевых актах, а только о видимости их верований, желаний и речевых актов. Поэтому далее, когда я буду говорить о верованиях, желаниях, речевых актах и других интенциональных состояниях и действиях, используемые мною термины нужно понимать как заключенные в осторожные предупреждающие кавычки.

К счастью, под рукой у нас есть аналогия, помогающая вспомнить, что допускается, а что не допускается в нашем исследовании. Рассмотрим одну из ветвей герменевтики, имеющей дело с интерпретацией художественного текста. Предполагается, что некоторые тексты, вроде повестей или коротких рассказов, являются вымыслами, но это обстоятельство не препятствует их интерпретации, скорее освобождает герменевтика от определенных помех (в отношении таких трудных тем, как истина, референция и подлинность). Оно позволяет снизить значимость некоторого вида вопросов или, по меньшей мере, изолировать и отложить другие трудные вопросы. Сейчас я хочу рассмотреть некоторые хорошо знакомые факты относительно проектов и принципов в этой сфере литературной критики. Такую работу можно расценивать как пример того, когда Гуманитарные дисциплины протягивают Руку Помощи Науке.

 

 

– 204 –

 

Рассмотрим семантику художественных вымыслов[3]. В повести обычно рассказывается история, в которой, за исключением случайных примеров, речь ведется не о подлинных событиях. Несмотря на наше знание или допущение неподлинности истории, мы можем, а фактически так и делаем, говорить о наличии истинного в повести. «В соответствии с истиной можно сказать, что Шерлок Холмс жил на Бейкер-стрит и что он любил блеснуть силой своего интеллекта. Однако мы не можем, не отступая от истины, сказать о нем как о хорошем семьянине или что он работал в тесном сотрудничестве с полицией». (См.: LewisD. TruthinFiction. P. 37). И конечно, в повести заключено гораздо больше истинных вещей, нежели это выражено открытым текстом. Совершенно истинно, что в Лондоне времен Холмса не было реактивных самолетов (хотя об этом не сказано в тексте и даже логически не подразумевается), однако так же истинно, что в то время жили настройщики фортепьяно (хотя, насколько я помню, ни один из них не упомянут и логически не подразумевался в повести). Помимо истинного и ложного в повести содержится также огромная неопределенная сфера: в то время как истинно, что одним летним днем Холмс и Уотсон отправились в 11.10 со станции Ватерлоо в Олдершот («The Crooked Man»), утверждение, что это произошло в среду, не является ни истинным, ни ложным. Чтобы справиться с трудностями формальной семантики художественного вымысла, Дэвид Льюис и ряд других авторов разработали множество изощренных технических процедур. Я восхищаюсь их тонкостью, тем не менее меня не трогают проблемы, которые с их помощью эти авторы намерены решать, и напрямую они меня не интересуют. Иначе говоря, некоторых авторов глубоко волнует вопрос о метафизическом статусе выдуманных людей и объектов, но только не меня. Придерживаясь радужного оптимизма, я не вижу глубокой философской проблемы в способе, каким мы должны иметь дело – онтологически – с результатами вымысла; художественный вымысел есть вымысел; Шерлок Холмс не существует. Однако имеются тонкие философские проблемы относительно точного способа рассуждения обо всех этих вещах для избежания путаницы в случае вымысла, но, как я уже сказал, мой интерес сосредоточен не на этом.

Я хотел бы обратить внимание на тот факт, что задача интерпретации вымысла, обнажения его плоти, или, если хотите, исследования «мира Шерлока Холмса», несомненно, выполнима и может дать определенные непротиворечивые результаты. Во-первых, изучая изображенный в новелле мир, замечаешь, что применяемое мыслительное упражнение не бесцельное и не пустое; косвенным образом из

 

 

– 205 –

 

новеллы можно узнать очень многое – о ее тексте, цели, авторе и о реальном мире. Во-вторых, если быть осторожным при идентификации и исключить все явно относящееся к суждениям вкуса и предпочтений (Уотсон, например, терпеть не мог педантов), можно добыть огромное количество несомненно объективных фактов относительно изображенного в новелле мира. Все интерпретаторы единодушно считают Холмса умнее Уотсона; за разрушением внешней видимости лежит объективность.

Третье замечание относится к факту (для изучающих литературу студентов он – великое облегчение), что мир, изображенный в новелле, может быть независим от знания текста новеллы. Наверное, я и сам смог бы написать сносную работу о «Мадам Бовари», хотя никогда не читал этой повести даже в английском переводе. Однажды я посмотрел сериал БиБиСи о Мадам Бовари и теперь мне известна ее история, я знаю, что произошло. Относящиеся к миру художественного вымысла факты являются, конечно, чисто семантическим уровнем фактов об этой выдуманной истории: они независимы от синтаксических фактов текста (если художественный вымысел есть текст). Мы можем сравнивать фильм «Вестсайдская история» с повестью «Ромео и Джульета» Шекспира, описывая имеющиеся в этих мирах сходства и различия. Мы видим подобия в работе искусства, которые не могут быть описаны в терминах, подходящих для синтаксического или текстуального (не говоря уже о физическом) описания конкретных воплощений художественного текста. Можно описывать, что именно представлено в «Мадам Бовари» независимо от того, как выполнена эта репрезентация[4]. (Конечно, люди обычно не проводят такую дифференциацию и смешивают комментарии об изображенном мире с комментариями относительно средств, использованных автором для выполнения этого изображения, однако такое различение возможно.) Можно даже вообразить достаточное полное знание изображенного мира, позволяющего идентифицировать автора художественного произведения, при этом совершенно не зная текста или чего-либо, что имело бы цель быть внушающим доверие переводом. Узнавая окольным образом о случившихся в художественном произведении событиях, мы могли бы с готовностью утверждать, например, такое: только Полу Вудхаузу (P.Wodehouse) под силу придумать такой нелепый несчастный случай. Мы думаем, что можно идентифицировать виды событий и обстоятельств (а не просто дать описание видов событий и обстоятельств) на манер Кафки, и мы готовы утверждать, что изображенные в них характеры – шекспировского масштаба. Многие из этих правдоподобных убеждений (plausible

 

 

– 206 –

 

convictions), без сомнения, ложны, но не все. Я упоминаю их в качестве иллюстрации факта, как много может быть почерпнуто из того, что репрезентировано, несмотря на поверхностное знание способа выполнения репрезентации.

Попробуем применить приведенную выше аналогию к задаче экспериментатора, намеревающегося интерпретировать произведенные испытуемыми субъектами тексты. Для этого рассмотрим преимущества принятия тактики интерпретации созданных субъектами текстов как некоторого рода вымыслов. Не как литературы, конечно, но как плод воображения теоретика. Занимающийся вымыслами литературный критик (или герменевтик художественного текста) позволяет тексту конституировать (воображаемый) мир, детерминированный указаниями текста и полностью экстраполированный в той мере, в какой это позволяет экстраполяция и индетерминация. Точно так же экспериментатор, которого я далее буду называть гетерофеноменологом, позволяет текстам субъектов конституировать то, что я буду называть их гетерофеноменологическим миром. Можно оставить в стороне запутанные проблемы о возможном характере отношений между миром, населенном вымышленными обитателями, и реальным миром. Следует тем не менее заметить, что вдохновляющий нас здесь литературный трюк не должен ограничиваться работами, намеренно задуманными их авторами в форме вымыслов; с легким сердцем мы можем описывать королеву Викторию, фигурирующую в работах биографа, или мир Генри Киссенджера, игнорируя предполагаемое намерение автора сказать нам истину и отнести ее к реальным людям, живым или мертвым.

Одним из очевидных преимуществ применения гетерофеномено-логической игры, хотя и не главным, является возможность оставаться на официально нейтральной позиции в отношении проблемы зомби. Рассмотрим, к примеру, написанную в автобиографическом ключе повесть – в виде сказки воображаемого рассказчика. Литературовед волен описывать воображаемого рассказчика такой новеллы (придуманного референта всех этих «Я», «Меня» в тексте, например, Холдена Коуфилда или Ишмаеля), не задаваясь вопросом, является или нет рассказчик реальным автором, частично автором, создан ли он на основе личности автора или какого иного реального персонажа. Подобным же образом гетерофеноменолог может составлять детальные описания мира гетерофеноменологического субъекта, логически конституированного или придуманного «референта» всех этих «Я», «Меня» в тексте, продуцированном неким (по видимости) человеческим субъектом, и в то же время отстраниться от вопроса, есть

 

 

– 207 –

 

ли реально в этом референте какие-нибудь «эго», «субъект» или «душа», к которым относятся эти местоимения. Особая точка зрения субъекта объективно есть экстраполируемая абстракция, о которой много чего может быть сказано, независимо от того, есть или нет у этой точки зрения, так сказать, внутреннее обиталище. Если наш субъект – зомби, точка зрения, которую мы описываем и определяем с помощью гетерофеномелогического метода, является пустой, никем не занятой, можно сказать, что она необитаема (inhabited), но, что интересно, эта ужасная перспектива (а разве она не ужасна?) не имеет очевидного отношения к пользе теории конструктов. Без сомнения, было бы яснее и понятнее описывать происходящее и в экспериментальном субъекте, и с экспериментальным субъектом (объектом, который мы исследуем) с точки зрения самого субъекта (с точки зрения гетерофеноменологического субъекта), независимо от того, есть ли он в реальности или нет – как он кажется нам, – что-то такое, что выглядит как бытие обсуждаемого нами субъекта.

В данной тактической уловке я обнаружил возможность проведения аналогии между гетерофеноменологией и толкованием художественного текста, далее я буду более интенсивно прибегать к ней. Однако я рассматриваю ее как побочный продукт теоретически более полезных предположений, которые можно почерпнуть из этой аналогии. Поскольку мы определились, какая именно часть гетерофеноменологического мира субъекта представляет для нас интерес, мы должны приготовиться к чрезвычайно трудному вопросу: какое отношение существует, или могло бы существовать, между событиями, объектами, декретами этого мира и событиями, процессами, объектами и состояниями внутри тела субъекта (их местоположением принято считать мозг). В поиске ответа мы снова находим наводящую подсказку в мире литературной теории, однако на этот раз в особо укрепленной ее части. В литературных кругах всегда есть люди, любящие задаваться вопросами следующего типа: какие именно личности среди своих знакомых имел в виду автор, когда он моделировал персонажи его произведения? является ли данный персонаж замаскированным образом матери автора? какие реальные события из детства автора претерпели метаморфозу в воображаемом эпизоде произведения? какое тяжкое воспоминание подтолкнуло автора написать этот эпизод? что на самом деле стремился сказать или сделать автор с помощью того или иного эпизода? А затем кому-то из этих людей захочется затеять спор, имеет ли смысл за разрешением этих вопросов обращаться к автору, исходя из посылки, что его все же следует спрашивать в первую очередь. Одни литераторы полагают, что

 

 

– 208 –

 

мнения автора по поводу такого рода вопросов, прямые или косвенные, почти бесполезны, для других такого рода догматические суждения почти неприемлемы. Есть и такие, которые считают вопросы, относящиеся к психоанализу автора и даже неприукрашенной биографии автора, иррелевантными в отношении уникальных вопросов, формулируемых в отношении объектов Искусства. Я лишь поверхностно обрисовал конфликтные суждения в этой области, тем не менее они вводят в глубины новых проблем интерпретации, с которыми сталкивается исследователь, экспериментально изучающий сознание.

Независимо от уместности или неуместности вопросов о биографических источниках произведений Искусства, они, безусловно, предмет вполне возможного и порою приносящего плоды исследования. Может быть, не стоит вычитывать в новеллах легко завуалированные автобиографии их авторов, однако иногда это можно проделать и тем самым обнаружить очень многое, относящееся к жизни автора, – гораздо больше, чем сам автор намеревался показать. На практике иногда возможно достаточно убедительно доказать, что автор, желая (может быть, бессознательно) рассказать миру о каких-то замечательных событиях или встретившихся в его жизни личностях, был вынужден (не осознавая этого) в итоге самовыражаться аллегорически. По разным причинам имеющиеся у него ресурсы не позволили ему прямо, фактуально, неметафорически пересказать события, о которых ему хотелось рассказать; созданный им вымысел есть компромисс или чистый сетевой эффект; его можно подвергнуть существенной реинтерпретации (если необходимо, даже вопреки настойчивым протестам автора) в форме рассказа об истинной истории о реальных людях и событиях. Иногда видят отнюдь не случайное совпадение, когда у выдуманного персонажа находят те или иные черты; мы можем реинтерпретировать текст, рисующий этот персонаж таким образом, что далее его термины могут рассматриваться как референциально относящиеся – в подлинной, не-воображаемой референции – к каким-то определенным чертам и действиям реальной личности. Например, в придуманном образе Молли-проститутки вполне правомерно усмотреть клевету на реальную Полли, ибо все, что говорится о Молли[5], в действительности говорится и о Полли. Протестующий автор может убедить нас, что он имел в виду совсем другое, что клевета ни в коем случае не является сознательной и преднамеренной, однако по меньшей мере Фрейд и ему подобные убедили нас, что авторы, как и все прочие люди, весьма смутно догадываются об источниках интенций их художественного творчества. Часто авторы не осознают, почему им хочется сказать то, что они хотят сказать.

 

 

– 209 –

 

Обратившись снова к интерпретации произведенных участвующими в экспериментах субъектами текстов, мы знаем (или допускаем), что с их стороны сделано все возможное для сообщения нам истины, но не возникает ли в этом случае следующая ситуация: когда дело доходит до фиксации реальной референции терминов, используемых субъектами при описании их гетерофеноменологических миров, временами мы могли бы быть оправданы в сходной узурпации авторитета автора и реинтерпретации текстов как дающих (иногда истинные, иногда внушающие доверие) объяснения «глубинным» или во всяком случае, не доступным нам событиям и процессам, происходящим в головах субъектов. Предположим, например, что субъект описал нам только что проделанную им манипуляцию с ментальными образами. Иначе говоря, он произвел текст, который мы с помощью скрупулезной гетерофеноменологической экстраполяции принимаем за созданную им картину гетерофеноменологического мира, в котором мелькают различные (вымышленные) объекты, называемые им ментальными образами. Мы, теоретики, находящиеся вне его мира, можем говорить об этих образах, давать им имена, описывать их движение с такой же готовностью, с какой литературный критик может пересказывать похождения Алеши или Ивана (у Достоевского)[6]. Получив ясное представление об этих гетерофеноменологических объектах, мы затем задаемся вопросом: о чем же говорит наш субъект в действительности, если вообще он говорит о чем-либо? Происходит ли в нем что-то реальное, проявляющее в форме, позволяющей видеть не просто совпадение, и что способы, которыми он описывает, и есть его ментальные образы? Можем ли мы реинтерпретировать его текст как относящийся к этим внутренним ментальным событиям? А может быть, у субъекта ограничены экспрессивные возможности и данный способ – единственный, каким он может это сделать даже для самого себя[7] . Для пояснения этой моей мысли высказанное предположение можно подкрепить конкретным, частично научно-художественным примером[8]. Несколько лет назад в Пауло Альто в SRI был создан робот по имени Шейки[9]. Он был ящиком на колесах с вделанным в него телевизионным глазом. Вместо того чтобы держать свой мозг (большой стационарный компьютер) при себе, он был связан с ним по радио (сомнительная организация, с точки зрения моего практического опыта). Шейки находился внутри помещения из нескольких комнат, в которых были несколько коробок, пирамиды и клинья. Вступать в коммуникацию с Шейки можно было посредством компьютерного терминала, использующего строго ограниченный словарь примитивного

 

 

– 210 –

 

английского. Команда «УБЕРИ КОРОБКУ С ПЛАТФОРМЫ» направляла движения Шейки вовне; он находил коробку, ставил наклонную плоскость таким образом, чтобы она могла занять положение, позволяющее завести коробку на платформу, а затем сбросить ее оттуда. Как все это проделывал Шейки? В частности, как телевизионный глаз Шейки отличал коробки от пирамид?

Для наблюдателей, следивших за действиями Шейки на экране, ответ в общем был очевиден. Сначала на экране появлялось зернистое телевизионное изображение коробки; затем образ прояснялся, очищался и различными способами приобретал резкость, а следующем этапе чудесным образом границы коробки обрисовывались в белом цвете – и весь образ превращался в линейное изображение. Затем Шейки анализировал линейное изображение: каждая вершина была идентифицирована как L, или Т или X, либо как стрелка, или как Y. Если обнаруживалась вершина Y, объект должен быть коробкой, а не пирамидой; ни с какой точечной позиции пирамида не будет вершиной Y. Программа Шейки была «линейной семантикой», дающей возможность с помощью общих правил определять категорию объекта, чей образ был на экране. Надо думать, что следящие за происходящим на экране наблюдатели почувствовали шок, когда до них дошло, что на их глазах происходит странная вещь: они видят трансформацию образа на экране, но самого Шейки на экране не было видно. Более того, Шейки не было на других экранах, на которых трансформировались те же самые образы. Других экранов не было и в hardwere, и по этой причине наблюдаемый ими экран мог бы быть выключен или отключен от разетки без ущерба для процесса перцептуального анализа Шейки! Был ли этот экран неким видом обмана? Для кого был экран? Только для наблюдателей. Какова тогда была его цель и какие видимые на экране события имели отношение к событиям, происходящим внутри Шейки?

Экран был предназначен для наблюдателей, но идея экрана также была создана и для дизайнеров Шейки. Как можно заставить компьютер принять вовнутрь телевизионную камеру и выдать на выходе идентификацию коробки? Сигнал, идущий от телевизионной камеры, представляет собой поток нулей и единиц, каждый из которых репрезентирует клеточку света или темноты на «ретине» камеры. Предположим, прибегая к очень большому упрощению, что ретина была модулятором 10 000 клеток: 100 на 100. Тогда последовательность 10 000 нулей и единиц зашифрует единственную структуру – временную модель света, падающего на ретину. Дизайн сегодняшних компьютеров спроектирован для потребления нулей и единиц, но какими

 

 

– 211 –

 

возможностями обладает компьютер для управления этим потоком таким образом, чтобы «вычислить», что перед камерой находится коробка? Именно здесь идея сцены является ценной. Предположим, что мы распространили поток на другой модулятор – на деле на наш экран в 100 на 100 линеек, читая их слева направо, подобно тому, как мы читаем предложения в кино (но в отличие от ТВ, в котором производится зигзагообразное сканирование). Заметьте, что теперь мы можем специфицировать операции, «очищающие» образ, только в терминах стирания и печатания нулей и единиц на экране. Мы можем усилить контраст и удалить «соль из перца и перец из соли» с помощью таких, например, операций: сотрите любую цифру 1 с 7-ю или 8-ю смежными цифрами 0 и напечатайте 0; сотрите любую цифру 0 с 7-й или 8-й смежными цифрами 1 и напечатайте 1. (Двуразмерная смежность может быть определена в терминах позиций в длинной последовательности; цифры, смежные в этом смысле с цифрой 374 являются в позициях 273, 274 (как раз «над» 374), 275, 373 (как раз «налево» от 374), 375, 473, 474, 475.) Затем можно будет определить место и обрисовать в белом свете вертикальные светло-темные границы, сканируя последовательности единиц, и расположенными за ними последовательности нулей, за которыми следуют точно 100 позиций, а затем другой последовательностью единиц, за которой идет последовательность нулей, и так далее. Как только будет определено местопребывание такой границы, она превратится в четко очерченную вертикальную белую линию, если осторожно стирать и печатать знаки таким образом, чтобы что-то вроде 001100 появлялось последовательно точно через каждые сто позиций. Склоны и горизонтальные границы могут быть найдены и обрисованы подобным же образом. Это дает линию рисунка, и теперь нам нужно определить шаблонные операции, которые будут подобным же образом локализированы, и распознать различные варианты положения вершины. Это – трудный момент математического дизайна, но вы сможете увидеть в общих чертах, как следует действовать дальше.

Конечный процесс выдает «суждение» о геометрической категории сканируемого объекта. Именно так Шейки отличает коробки от пирамид. Мозгом Шейки является компьютер, более точно, машина фон Неймана, разработанная на основе классической идеи Алана Тьюринга о Машине Тьюринга. Это линейный и работающий в последовательности компьютер, совершающий одну операцию в единицу времени. На данном примере мы можем напрямую рассматривать его операции в классических терминах машины Тьюринга: печатание и стирание нулей и единиц в последовательности на стадии

 

 

– 212 –

 

 «входа», но какова бы ни была конфигурация жесткой программы компьютера, пространственные свойства его операций полностью или почти что безотносительны к ней. (Я подозреваю, что rechercheтопологические свойства могли бы с неизбежностью разделяться работающей жесткой системой и меняющимися конфигурациями на экране.) Даже если здесь нет действительного образа, локализованного в трехмерном пространстве жесткой системы, операции в жесткой системе являются точно гомоморфными по отношению к наблюдаемым на экране событиям, а они поражают воображение – соответствующий размер, цвет, локация и ориентация. Поэтому в одном точном и буквальном смысле Шейки не высматривает и определяет коробки в ходе трансформации образов; последний реальный образ в процессе является единственным, который сфокусирован на рецептивное поле камеры. В метафорическом смысле Шейки именно выслеживает коробки, когда он трансформирует образы. Метафоричность второго смысла в некотором отношении можно выявить с помощью разнообразных вопросов, ответы на которые можно было бы ожидать, но которые нельзя получить об «образах», производимых в процессе работы жесткой системы (hardware) Шейки. У последних нет ни цвета, ни размера, ни ориентации, ни ясной локации.

А сейчас потешим себя небольшой порцией научной фантазии и скрестим Шейки с другим характером, известным как SHRDLU Терри Винограда среди специалистов, занимающихся искусственным интеллектом. Этот гибрид манипулирует (в воображении) блоками и затем отвечает на вопросы по поводу его действий и причин действий. Разговор с новой версией Шейки, переделанной с целью включения в нее более софистичного репертуара вербальных актов, может выглядеть примерно так:

Почему ты подвинул наклонную плоскость?

ТАК Я МОГ ВЗОБРАТЬСЯ НА ПЛАТФОРМУ.

Почему ты захотел это сделать?

ЧТОБЫ СБРОСИТЬ КОРОБКУ.

Почему ты захотел это сделать?

ПОТОМУ, ЧТО ТЫ СКАЗАЛ МНЕ ОБ ЭТОМ.

Но предположим, что мы задали Шейки следующий вопрос: Как ты отличаешь коробки от пирамид?

Что нам нужно придумать в дизайне Шейки, чтобы он хотел ответить? Здесь есть три возможности:

1. Я сканировал моей камерой каждую 10 000-цифровую последовательность нолей и единиц, отслеживая определенные паттерны последовательностей, такие как… (дается очень длинный ответ, если мы позволим Шейки входить в детали).

 

 

– 213 –

 

2. Я обнаружил границы светлого-темного и провел белые линии вокруг них в моем ментальном глазу; затем я посмотрел на вершины углов; если я обнаруживаю, например, Y-вершину, я знаю, что я имею дело с коробкой.

3. Я не знаю; некоторые вещи выглядят для меня просто похожими на коробку или кубическими; это разновидность интуиции, или гештальта, или сырого чувства коробки, или чего-то еще. Это просто дается мне.

Какой ответ Шейки был бы самым правильным? Я предполагаю, что все три ответа приближаются к версии истины, а который из них Шейки выберет, зависит от того, что в нашем дизайне мы придумали для доступа экспрессивной способности Шейки к его перцептуальным процессам. Возможно, возникнут веские резоны (инженерные, например) для отрицания глубокого (детализированного, потребляющего много времени) доступа к промежуточным процессам перцептуального анализа – процессам, в конечном счете, управляющими производством речевых актов Шейки[10] . Но какими бы коммуникативными и самодескриптивными способностями мы не наделили Шейки, будет оставаться лимит глубины и деталей его экспрессивного «знания», происходящего в нем, то есть «знания» того, что он делает. Если наилучшим ответом, который он выдаст, будет третий вариант, тогда он находится в той же самой позиции в отношении вопроса, как он отличает пирамиды от коробок, в которой находимся и мы, когда нас спрашивают, как мы отличаем слово «sun» от слова «shun»; мы не знаем, как мы это делаем; одно звучит как «sun», другое как «shun», и это максимум, на что мы способны. Если реакция Шейки будет выглядеть в виде второго варианта ответа, все еще останутся другие вопросы, на которые он не сможет ответить, например: «А как ты проводишь белые линии в своих ментальных образах?» Предположим, что мы спроектировали дизайн Шейки таким образом, чтобы он (захотел) дать ответы на наш вопрос о его перцептуальных процессах, относящиеся ко второму типу. Шейки говорит, что он производит образы. Без его ведома мы отключим его от розетки и закроем экран. Имеем ли тогда мы право сказать ему, что о происходящем в нем нам известно лучше, чем ему? Что в действительности он не занимается производством образов, хотя и полагает, что делает именно это? Если бы Шейки осуществлял реальную симуляцию личности, он с готовностью мог бы ответить на это, что у нас самих отсутствует позиция, позволяющая говорить ему о том, что происходит в его сознании! Он сам знает, что там происходит! Если бы он был более софистичным, он мог бы допустить, что его действия можно описывать

 

 

– 214 –

 

как производство образов только аллегорически, хотя он всячески старался описывать то, что происходило в нем. Конечно, если мы дьявольски хитрые, мы могли бы оснастить Шейки набором совершенно ложных способов говорения о том, что он делает, – желанием говорить какие-то вещи относительно того, что происходит в нем, которые вообще не имеют истинно-сохраняющей интерпретации; Шейки просто занимался бы выдумками (confabulating).

И это – главная причина, с которой мы сталкиваемся, имея дело с косвенной трудностью рассмотрения гетерофеноменологии по аналогии с интерпретацией художественного вымысла. Когда анлизируем факты, накопленные сегодня в результате проведения широких и разнообразных экспериментов, создается впечатление, что люди часто находятся в заблуждении относительно того, что они делают и как они это делают[11]. Суть не в том, что в экспериментальных ситуациях они прибегают ко лжи, а в том, что им присуще состояние придумывания разного рода вещей; они могут рассказывать красивые сказки, не осознавая их сказочности, заполнять провалы, гадать, спекулировать, подменять наблюдаемые факты их теоретизацией. Люди являются невольными творцами вымыслов, однако говорить, что они делают это бессознательно, значит допустить, что их разговор является – или может стать – объяснением того, как именно это что-то кажется им. Они рассказывают о том, что значит для них решить проблему, принять решение, а поскольку они (по-видимому) искренни, мы готовы допустить, что это так и есть – или должно быть – тем, чем кажется им, но тогда то, что им кажется, оказывается слабым намеком на то, что реально происходит в них. В недавней полемике в журнале «Psychological Review» (1977) обсуждался вопрос, насколько надежно для когнитивной психологии использовать в качестве данных опыта вербальные отчеты субъектов в форме разных точек зрения. В статье «Говоря больше, чем мы знаем; вербальные отчеты о ментальных процессах» Р.Низбет и Т.Д.Уилсон (R.Nisbett и T.DeC Wilson) суммировали большое количество экспериментов и исследований, убедительно показывающих, что человеческие субъекты являются неискоренимыми выдумщиками в отношении их собственного мышления. Шокирующий и почти парадоксальный вывод, по-видимому, состоит в том, что мы даже не знаем наше собственное мышление! Используя удачную фразу Гундерсона, мы имеем непривилегированный доступ (underpriviliged access) к нашему собственному сознанию[12]. В опубликованной недавно статье «Вербальные отчеты как данные» А.Эррисон и Герберт Саймон приводят аргументы в пользу тезиса, что хотя, действительно, существует

 

 

– 215 –

 

множество обстоятельств, при которых вербальные отчеты субъектов об их информационных процессах являются в высшей степени сомнительными и не внушающими доверие, имеется модель, позволяющая теоретику различать, в каких обстоятельствах вербальные отчеты будут надежны, а в каких нет (она согласуется, между прочим, с менее детализированной моделью, обрисованной мною в статье «Towards a Cognitive Theory of Consciousness»[13] ). В их статьях содержится много интересных идей, заслуживающих внимания философа, но они требуют философского комментария. Я выскажусь только по одному пункту. Все эти авторы – Низбет и Уилсон, Эррисон и Саймон – становятся весьма застенчивыми, когда разговор заходит о сознании. В типичной для когнитивной психологии манере они рисуют общую ситуацию таким образом, будто существует тайное соглашение считать человеческих субъектов говорящими зомби, чей разговор должен рассматриваться как симптом внутренних процессуальных действий и именно последние должны оцениваться как их надежность. Поскольку когнитивных психологов в их исследованиях интересуют именно внутренние процессы, данная позиция имеет смысл[14]. Если же мы спросим: «А как обстоит дело с сознанием?», они вежливо, но без колебаний могут сказать, что они его игнорируют. Отвечать в таком духе все же не следует. Гетерофеноменологический метод позволяет сказать другое: сказать, что мы конструируем порции гетерофеноменологического мира субъекта. Следующий наш вопрос таков: когда и почему происходящие в таком мире события говорят нам истину о событиях, происходящих в мозгу человека? Гетерофеноменологический мир, конструируемый на основе вербальных отчетов субъекта, является объективным взглядом на сознание субъекта, взглядом внешнего наблюдателя (если, конечно, субъект эксперимента является осознающим существом!). У этого взгляда есть гарантия точности, поскольку его можно представить субъекту для корроборации; мы можем замкнуть петлю и позволить субъекту ревизовать, приспосабливать, отказываться, подтверждать, приукрашивать, редактировать текст, создавать новые главы adlib, пока рисуемый таким образом гетерофеноменологический мир асимптотически не конвергируется с аутофеноменологическим миром субъекта (если таковой существует вообще). Конечно, если наш субъект зомби, тогда эта петля с обратным ходом ведет нас только к тому, что лучше описывается либо как стабилизация, либо как не имеющая конца работа, либо как гетерофеноменологический мир этого зомби.

 

 

– 216 –

 

Прежде чем обратиться к аутофеноменологии с ее специфическими тайнами, посмотрим на использование результатов нашего исследования гетерофеноменологии. Но поначалу я должен сделать предостерегающее заявление относительно моего объяснения «Шейки». Я воздержусь от предположения, что Шейки – реалистичная модель человеческого восприятия, верования или (вместе с его SHRDLU добавками) производства речи. Описанная система – только грубый набросок сложных форм отношений, которые должны были бы присутствовать в любой хорошей психологической модели этих свойств. В частности, мне бы не хотелось быть понятым в том духе, будто я предполагаю, что способ, каким фактические компутационные процессы Шейки могут рассматриваться метафорически как процесс производства образов (image-processing), является тем же самым способом, каким фактические процессы мозга могли быть в метафорическом смысле описаны как производство образов. Мозги могут быть компьютерами и отсюда в математически очень сильном, но механистически поверхностном смысле эквивалентными машине Тьюринга. Но в действительности они, конечно, не имеют архитектуры машины Неймана. Пример Шейки приведен только в качестве иллюстрации одного из путей к значительно большим возможностям, открывающимся перед теоретиками для конструирования концепций, которые образо-подобные на одном уровне описания, но не на всем пути к основаниям.

В самом начале я уже говорил о метафизическом минимализме гетерофеноменологического метода. Имелось в виду следующее: гетерофеноменолог описывает мир – гетерофеноменологический мир субъекта, населенный объектами. В этом мире происходят различного рода события. Однако если мы спросим его: «Чем являются эти объекты и из чего они состоят?» его ответ будет: «Из ничего!» («Nothing!»). Из чего состоит мистер Пиквик? Не из чего. Мистер Пиквик является воображаемым объектом и такими же являются объекты, описываемые, именуемые и отмечаемые гетерофеноменологом. С самого начала гетерофеноменолог ставит себя в позицию говорящего ни о чем, однако, как мы видели на приведенном выше примере литературной интерпретации, разговор может быть деятельностью не без принципов и не бесцельной. Говоря о воображаемом, иногда можно сообщать полезные и проясняющие факты.

Имеется другой путь, следуя которому гетерофеноменология становится метафизически минимальной, лучше сказать, – научно минимальной. Как уже говорилось, цель гетерофеноменологии – охарактеризовать отношение между языком и сознанием, тем специфическим

 

 

– 217 –

 

видом сознания, который наши дотеоретические интуиции и традиции считают интимно связанным со способностью к языку. Тем не менее делает она это, почти полностью уклоняясь от вопросов относительно действительной природы, структуры и реальных свойств всего того, что имеет место при взгляде на себя как говорящего, когда мы сообщаем другим, что же это такое – быть самим собой. То есть, в то время как данная точка зрения имеет дело с феноменом, зависящим от тексто-продуцирующей способности некоторых организмов, она не предполагает, что сам этот реальный феномен является каким-то образом лингвистическим, сделанным из слов и предложений, находящихся, например, в голове. Произведенный и публично представленный субъектом текст, записанный на пленку и транскрибированный, конечно, состоит из слов, однако гетерофеноменолог занимает нейтральную позицию в оценке отношения между этим публично произведенным текстом и приватной (именно в смысле внутреннего) репрезентацией, которая, можно сказать, ее частично ко-репрезентирует. Частичная ко-репрезентация представляет собой отношение, устанавливающееся между английским переводом и оригинальным французским текстом «Мадам Бовари», но это также отношение, которые оба этих текста имеют к фильму или видеозаписи «Мадам Бовари». Когда две репрезентации репрезентируют один и тот же (воображаемый) мир, они выступают ко-репрезентациями. Вероятно, две разные репрезентации – особенно с помощью средств различных медиа – не могут рисовать один и тот же мир с точностью; поэтому я говорю о частичной ко-репрезентации.

Сегодня некоторые авторы высказывают мысль, что в случае актов речи слова естественного языка являются неким видом трансляции предложений на язык мысли. Однако здесь возможно другое предположение: отношение публичных слов к нашим приватным мыслям скорее схоже с отношением между последними новеллизациями (novelizatons) и оригинальными фильмами, на которых они паразитируют. Конечно, помимо этого есть и другие, лучшие возможности. Джона Мейнарда Кейнса однажды спросили о том, как он мыслит: словами или картинками. Его ответ, которому гетерофеноменолог не может не аплодировать, был таков: «Я мыслю мыслями»[15]. Нахождение того, чем могли бы быть мысли, – это следующая задача, решением которой гетерофеноменолог может заняться, исходя из позиции нейтральности. До сих пор характеристика происходящих в (гетерофеноменологическом) сознании процессов давалась на чисто семантическом уровне; она была объяснением того, что репрезентировано, но она еще ничего не говорила нам о его субстанции или

 

 

– 218 –

 

структуре. Данное заявление не следует понимать в том смысле, что гетерофеноменолог должен всегда оставаться нейтральным на этот счет; на самом деле есть надежда, что, если достичь ясного, детализированного и убедительного описания репрезентированного, это наложит ограничения на гипотезу относительно того, как должна осуществляться репрезентация. Я думаю, что блестящие эксперименты Роджера Шепарда с ментальными образами субъектов лучше всего рассматривать именно в этом свете[16]. Показав удивительное богатство и творческие возможности гетерофеноменологического воображения некоторых субъектов, он подошел к требованиям, которые предъявляются к машине репрезентации. Скромные гипотезы относительно этой машины, выглядевшие удовлетворительными до экспериментальных исследований гетерофеноменологии, сегодня кажутся неадекватными.

Удивительно контринтуитивно поступают некоторые авторы, когда по поводу этой стороны гетерофеноменологического минимализма они замечают, что она – parexcellenceродственная бихевиоризму психология «черного ящика»! Гетерофеноменология вообще не выдвигает гипотезы о внутренних механизмах, черпая организационную и предсказательную силу в косвенной характеристике отношений вход-выход, то есть отношений между публично доступными переменными, которые мы записываем и которыми можно манипулировать в экспериментальных условиях. Она не претендует на полноту всей истории, к чему не очень мудро стремились версии теорий «черного ящика» раннего бихевиоризма. Скорее, она преследует цель стать полезным введением ко всей истории, фазой по организации данных всего научного проекта.

И, наконец, как быть с аутофеноменологией? Независимо от научной полезности гетерофеноменологического проекта не окажется ли так, что реальные проблемы сознания в нем так и не были затронуты? Джон Серль, отражая мои критические комментарии, сделанные в ответ на его атаку «сильного» искусственного интеллекта[17], предостерегает: «не позволяйте вводить себя в заблуждение с помощью этого гетеро-подхода» (hetero approach). «Помните, что в этих дискуссиях настойчиво присутствует точка зрения от первого лица. Первый шаг в операционистском трюкачестве совершается тогда, когда вы пытаетесь просчитать, как бы вы могли иметь знание о том, как это может выглядеть для других» (Р. 451). Я полагаю, что если Серль прав, вам следовало бы покинуть меня в самом начале моего доклада или прервать меня. Сейчас это делать поздно. Разве я проделал какой-то трюк с вами? Зачем мне это нужно?

 

 

– 219 –

 

Посмотрим, действительно ли гетерофеноменология несправедлива по отношению к аутофеноменологии. Прежде всего, как мы уже отметили, когда вы оказываетесь в гетерофеноменологических рамках, вам принадлежит последнее слово. В вашем распоряжении оказывается возможность adlibредактировать, ревизовать и отказываться от чего-то, а то, что вы отстаиваете, получает конституитивный авторитет определять дальнейшие события вашего гетерофеноменологического мира. Вы – новеллист и сказанное вами заработает. Чего еще вы хотите? Есть ли у вас уверенность в знании вашего собственного сознания? Как мы видели, в вашем сознании есть много такого, чего вы не знаете, но это относится – по определению, конечно, – к бессознательной части. А о части, которую вы знаете, вы в состоянии рассказать. Поэтому рассказывайте нам. Мы поверим вам. Однако вряд ли поверим, что вы сообщаете истину о происходящих внутри вас процессах. Если вы считаете себя авторитетом в отношении этих процессов, вам нужно еще раз подумать, ибо никто не имеет божественной непогрешимости в свидетельстве происходящего в действительности. Тем не менее мы поверим вам, когда вы будете рассказывать о том, что вам кажется; то есть мы наделяем вас авторитетом относительно кажущегося вам[18] . Конечно, когда поблизости находится какой-либо умно спроектированный зомби, не являющийся реально осознающим, но чьи бессознательные возможности к продуцированию текста столь софистичны, что способны создавать иллюзию осознающего субъекта, мы должны приписать сознание этому не-существу – со всеми полагающимися правами и привилегиями.

И, наконец, не являемся ли мы достаточно взрослыми, чтобы верить в зомби? Чего не хватает у этих предполагаемых зомби и что мы имеем, к нашему счастью? Может быть, души, эго, самости? Чего-то, выглядевшего как существующее? (А something-it-is-like-something-to-be). Вместилища смыслов, понимания, ценностей. Возьмем последнее понятие и спросим, а почему зомби не может быть местопребыванием ценности? Почему бы зомби не стать полноправным членом класса объектов, имеющих интересы – стремящихся к удовлетворению желаний, реализации проектов и избегающих вреда? Даже низко организованный лобстер, каким бы зомбиобразным мы его не считали, весьма изобретательно организован в самосохраняющих действиях по продлению своей жизни. Не смог бы тогда, например, сторонник утилитаризма, распределяя добро и зло, посчитать лобстера скромным вместилищем какой-то порции всех этих вещей. А почему тогда не зомби? Не будем расистами или специалистами. Некоторые из ваших лучших друзей могут быть зомби.

 

 

– 220 –

 

Я поиграл с идеей зомби по тактическим соображениям, которые теперь должны быть ясными. На самом деле я думаю (если вы еще не догадались), что данное понятие является непоследовательным. Идея бытия, способного пройти все гетерофеноменологические тесты и при этом оставаться бессознательным автоматом, кажется мне эксцентричной. Тем не менее мне не известны аргументы против нее, кроме представленных мною в пользу гетерофеноменологии. Это составляет симметричную сдержанность, ибо критики, думающие, что моя рефлексия даже не подошла к тайному огню сознания, в равной мере далеки от представления доказательств в пользу своего кредо.

Немногое, что еще я могу предложить, лучше всего можно расценить как вызывающая сочувствие, – если не спрашивать чем, – терапия. Если мне не удалось вас переубедить, ваша проблема частично состоит в следующем: когда я заявляю, что объекты гетерофеноменологии представляют собой не что иное, как только фикции (выдумки) теоретика, вы цепляетесь за это и говорите: «Это как раз то, что отличает объекты аутофеноменологии от объектов гетерофеноменологии. Мои аутофеноменологические объекты совершенно реальны, хотя я не могу сказать, из чего они сделаны. Когда я искренне сообщаю вам, что произвожу ротацию ментального образа или воображаю фиолетовую корову, я не просто бессознательно продуцирую словесный ряд для такого эффекта, хитро придуманного для совпадения с некоторыми слабо различимыми физическими событиями в моем мозгу_; я сознательно и обдуманно свидетельствую о существовании чего-то, что реально находится здесь!Для меня это не просто фикция теоретика! Я вижу это моими собственными глазами, или, допустим, я вижу это оком моего сознания».

Будьте более осторожными в вашей речи. По вашим словам, вы не только бессознательно продуцируете словесный ряд. Хорошо, допустим, что вы бессознательно продуцируете словесный ряд; вы не имеете ключа к вашим действиям или к тому, что происходит при продуцировании. Однако вы настаиваете на вашем знании, почему вы это делаете; вы понимаете словесный ряд и вы означиваете его. Я соглашусь с вами с оговоркой, что понимание и верование в услышанное высказывание (или услышанного в ухе чьего-либо сознания) не есть вопрос об использовании предложения в виде ментального кинопроектора, производящего ментальный объект или показывающего ментальную сцену при достижении понимания. Последняя – соблазнительная, но совершенно ложная идея. Стоит только отбросить ее, и внешне резкое различие между объектами гетерофеноменологии и

 

 

– 221 –

 

аутофеноменологии рассеется. Темно-каштановые волосы Раскольникова или фиолетовый окрас коровы вашего воображения не существуют. Сознание не есть процесс, создающий объекты; это состояние быть информированным – или дезинформированным – о том, что происходит в действительности.

 

Перевод с английского Н.С. Юлиной

 

Примечания

 

---

[1]Не всякое нажатие кнопок символизирует речевой акт. В играх, например, оно применяется для создания иллюзии стрельбы, сбивания ракет и других целей.

 

[2] В главе «How to Change your Mind» (Dennett D.C. Brainstorms. Philosophical Essays on Mind and Psychology. Montgomery, 1978, Ch. 16) я использовал термин «мнение» (opinion) в его обычном употреблении, что позволило мне провести резкое различие между собственно верованиями и другими языково зависимыми состояниями (которые я называю «мнениями»). Хотя в данном случае у меня нет намерения анализировать данную дистинкцию, то, что я имею в виду, является и верованием, и тем, что я назвал в моей книге «мнением».

 

[3] В последнее время появился ряд весьма интересных статей на эту тему. Я имею в виду, в частности, статью Дэвида Льюиса «Истина в художественном вымысле» (LewisD. Truth in Fiction // American Philosophical Quaterly. Vol. 15. 1973. P. 37–46. Эта тема обсуждается также в работах авторов: Walton К. Pictures and Make Believe // Philosophical Review. Vol. 82. 1973. P. 283-319; Fearing Fiction // Journal of Philosophy. Vol. 75. 1978. P. 5–27; Howell R. Fictional Objects: How They are and How They are not // Body, Mind and Method /Ed by D.F. Gustafson and B.L.Tapscott. Dordreht, 1979. P. 241-94.

 

[4] Более детально эту тему я обсуждаю в моей работе «Beyond Belief» // Thought and Object /Ed. by A.Woodfield, Oxford, 1981.

 

[5] Я использую «Molly-about» в том смысле, в каком Нельсон Гудман использовал «Pickwick-about». См.: Goodman N. About // Mind. Vol. 71. 1961. P. 1-24.

 

[6] Для знакомства с более ранними версиями этих моих заявлений см.: «Two Approaches to Mental Images» (Dennett D.C. Brainstorms, ch. 10).

 

[7] Об ограниченности экспрессивных и репрезентативных способностей человека см.: HofstadterD. Godel, Escher, Bach, an Eternal Golden Braid. N. Y., 1979.

 

[8] Поскольку я буду упрощать и приукрашивать описание в целях ясности и живости изложения.

 

[9] См., например, объяснение Шейки, данное Бертрамом Рафаэлем (он был одним из его создателей) в «The Thinking Computer: Mind Inside Matter», Freeman, 1976. Сегодня Шейки без его компьютерных мозгов восседает, подобно Джереми Бентаму, в Ниле Нильсоновском офисе в SRI. В 1980 г. я нанес ему сентиментальный визит.

 

[10] Cм.: Ericsson K.A., Simon H. Verbal Reports as Data // Psychological Review. Vol. 87. 1980. P. 215-50.

 

[11] См., например: Nisbett R. And Wilson T. De С. Telling More than We Know: Verbal Reports on Mental Processes // Psychological Review. Vol. 84. 1977. P. 231–59; M., Ledoux J. The Integrated Mind. N. Y., 1978.

 

[12] Gunderson K. Cliffs., 1971. Представляется, что К.Гундерсон вкладывает в эту фразу несколько иной смысл, чем я.Asymmetries and Mind-Body Perplexities // Materialism and the Mind-Body Problem. Englewood

 

[13] Dennett D.C. Brainstorms. Ch. 9.

 

[14] Я приводил аргументы, доказывая, что подлинной сферой когнитивной психологии являются именно такие внутренние процессы, а не верования и желания фолк психологии. См.: Dennett D. The Kinds of Intentional Psychology // Reduction, Time and Reality /Ed. by R.Healy. Cambridge, 1981.

 

[15] Это сказал Исайя Берлин в разговоре со мной.

 

[16] См.: ChepardR.N., CooperL.A. Mental Images and their Transformation (в печати), где имеется обзор и обсуждение этих результатов.

 

[17] См. ответ Серля его критикам: Searle J. Minds, Brains, and Programs // Behavioral and Brain Sciences. Sept. 1980. P. 417-58.

 

[18] He совсем авторитетом непогрешимости. В то время, как вам кажется, что ваше слово в целом является и должно быть лучшим источником информации, у вас есть шанс обманываться даже в этом случае. См. об этом: Smullyan R. «An Epistemological Nightmare», а также рассуждения по этому поводу в книге «The Mind’s I: Fantasies and Reflections on Self and Soul». Compounded and ed. D.R. Hofstadter and D.Dennett, N.Y., 1981.

 

АКТУАЛИЗАЦИЯ ЛИЧНОСТИ СТУДЕНТОВ КАК НОСИТЕЛЕЙ ИННОВАЦИОННОЙ КУЛЬТУРЫ В ВЫСШЕМ ОБРАЗОВАНИИ: ОПЫТ ЭМПИРИЧЕСКОГО ИССЛЕДОВАНИЯ | Загоруля

Цель статьи – рассмотреть возможности эмпирического выявления свойств личности студентов как носителей инновационной культуры. К таким свойствам относятся инновационная восприимчивость, ассертивность (англ. assert – утверждать, отстаивать), самостоятельность в принятии решений, инициативность, ответственность.

Методика и методы. В соответствии с целью и задачами исследования были использованы эмпирические методы: педагогическое проектирование модели, наблюдение, констатирующий и формирующий эксперименты, тестирование, анкетный опрос, беседа, качественный анализ эмпирических данных; а также блок взаимодополняющих методик: «Исследование особенностей реагирования в конфликтной ситуации» (по К. Томасу), «Ассертивное поведение», «Лидер. Качества лидера», «Ведущая репрезентативная система».

Научная новизна и результаты. Обоснован выбор психолого-педагогического инструментария для диагностики уровня развития инновационной культуры студентов вуза. Установлено, что учащиеся, успешно реализующие свой потенциал при организации личной жизни и в образовательной деятельности, выстраивающие отношения с окружающими на основе совокупности осознаваемых целей, ценностных ориентаций в ассертивном поведении, открыты к инновациям, происходящим в социуме и в мире. Использование инновационных технологий в учебном процессе, особенно творческих проектов, решения кейсов, проведения дебатов, имитационных и ролевых игр, создает условия для развития ассертивного поведения, необходимого для успешной интеграции студентов в образовательную среду вуза, приобретения ими конкурентоспособности в социуме. На основе убедительных результатов эмпирического исследования, проведенного в разных высших учебных заведениях г. Екатеринбурга, сделан вывод о наличии у студентов значительного потенциала для формирования инновационной культуры, в частности различных ведущих репрезентативных систем, позволяющих выработать навыки ведения конструктивного диалога.

Практическая значимость. Показаны адекватные методики и инструментарий диагностики уровня актуализации личности студентов как носителей инновационной культуры. Сформулированы рекомендации для студентов, преподавателей и менеджеров образования по развитию качеств, соответствующих высокому уровню инновационной культуры. Дальнейшее исследование предполагает разработку программы актуализации личности субъектов в образовательном процессе и ее апробацию в системе высшей школы.

ТЕОРЕТИЧЕСКОЕ И ЭМПИРИЧЕСКОЕ ОБОСНОВАНИЕ ПАЛЛИАТИВНОЙ ПОМОЩИ В ПЕДИАТРИИ | Лазуренко

1. Паллиативная помощь. URL: http://palliativ.ru/

2. Стойчева М. Г. Профил. забол. и укрепл. здоров. 2002; 6: 45–48.

3. Хетагурова А. К. Паллиативная помощь: медико-социальные, организационные и этические принципы. М.: ГОУ ВУНМЦ МЗ РФ. 2003. 138 с.

4. Marilyn J. Field and Richard E. Behrman, Editors When Children Die: Improving Palliative and End-of-Life Care for Children and Their Families. Washington, D. C.: National Academies Press. 2003. 712 с.

5. Himelstein B. P. Palliative care for infants, children, adolescents, and their families. J Palliative Med. 2006; 9: 163–181.

6. Michelson K. N., Steinhorn D. M. Pediatric End-of-Life Issues and Palliative Care. Clin. Pediatr. Emerg. Med. 2007; 8 (3): 212–219.

7. Гнездилов А. В. Проблемы хосписной службы в России. Материалы конференции «Всем миром против рака». Москва, Фонд «Пал лиа тивной медицины и реабилитации больных». 2001. С. 24–25.

8. Новиков Г. А., Осипова Н. А., Старинский В. В. Вопросы онкологии. 1995; 2: 27–28.

9. Бялик М. А., Бухны А. Ф., Волох С. А., Цейтлин Г. Я. Вопросы гематологии, онкологии и иммунопатологии в педиатрии. 2004; 3 (3): 61–69.

10. Фирсов М. В. История социальной работы в России: Учебное пособие для студентов высших учебных заведений. М.: Владос. 1999. 256 с.

11. Декларация о правах пациента. Принята 34-й Всемирной медицинской ассамблеей. Португалия, Лиссабон, сентябрь– октябрь, 1981. URL: http://lib.znaimo.com.ua/docs/5/index-15069.html

12. Паллиативная медицина и реабилитация. Под ред. Г. А. Новикова. М.: Фонд «Паллиативной медицины и реабилитации больных». 2001. С. 3–4.

13. Sepulveda C., Marlin A., Yoshida T., Ullrich A. Palliative Care: The World Health Organization’s Global Perspective. J. of Pain and Symptom Manag. 2002; 24: 91–96.

14. World Health Organization. National cancer control programmes: policies and managerial guidelines, 2nd ed. Geneva, Switzerland: World Health Organization. 2002. 180 p.

Эмпирическое определение Merriam-Webster

em · pir · i · cal · ly | \ im-ˈpir-i-k (ə-) lē , em- \

: эмпирическим путем : на основе или на основе информации, полученной путем наблюдения, эксперимента или опыта теория, которая еще не была проверена эмпирически … используя самые исчерпывающие астрономические наблюдения Тихо Браге в истории, Кеплер эмпирически продемонстрировал, что планеты вращаются по эллиптической орбите.- Чарльз Краутхаммер. Статистические модели были ошибочными, заявила защита, отметив, что ни одна из них не была проверена эмпирически. — Саймон Коул

Определение эмпирического по Merriam-Webster

em · pir · i · cal | \ im-ˈpir-i-kəl , em- \ варианты: или реже эмпирический \ im- ˈpir- ik , эм- \

1 : возникшие в результате наблюдений или опыта, либо основанные на них экспериментальные данные

2 : полагаясь только на опыт или наблюдение, часто без должного учета системы и теории эмпирическая основа теории

3 : могут быть проверены или опровергнуты наблюдением или экспериментом. эмпирические законы

Создание высококачественных библиотек для DIA MS с эмпирически скорректированными предсказаниями пептидов

S.cerevisiae и подготовка образцов

Как описано у Searle et al., ¹³ S. cerevisiae , штамм BY4741 (Dharmacon) культивировали при 30 ° C в YEPD и собирали в середине логарифмической фазы. Клетки осаждали и лизировали в буфере из 8 М мочевины, 50 мМ Трис (pH 8), 75 мМ NaCl, 1 мМ EDTA (pH 8) с последующими семью циклами по 4 мин взбивания стеклянными шариками. После 1 мин отдыха на льду лизат собирали прокалыванием пробирки и центрифугированием в течение 1 мин при 3000 × g и 4 ° C в пустой Эппендорф.После дальнейшего центрифугирования при 21000 × g и 4 ° C в течение 15 минут содержание белка в супернатанте удаляли и оценивали с помощью BCA. Затем белки восстанавливали 5 мМ дитиотреитолом в течение 30 минут при 55 ° C, алкилировали 10 мМ йодацетамида в темноте в течение 30 минут при комнатной температуре и разбавляли до 1,8 М мочевины перед расщеплением трипсином для секвенирования (Pierce) при температуре Соотношение фермент / субстрат 1:50 в течение 16 часов при 37 ° C. В целом, 5 н. HCl добавляли приблизительно до pH 2, чтобы остановить переваривание, и полученные пептиды обессоливали с помощью картриджей MCX на 30 мг (Waters).Пептиды сушили центрифугированием в вакууме и доводили до концентрации 1 мкг / 3 мкл в 0,1% муравьиной кислоте (буфер A) перед получением MS. Все измерения дрожжей проводились в одной и той же биологической копии, чтобы оценить техническую вариативность метода.

Культура P. falciparum и подготовка образцов эритроцитов

О + эритроциты человека (эритроциты) были получены от Valley Biomedical (Винчестер, Вирджиния; номер по каталогу HP1002O). Три биологически повторяющиеся колбы IV / V стадии P.falciparum гаметоциты NF54. Бесполые культуры синхронизировали с сорбитолом и устанавливали при гематокрите 5% и паразитемии 1%. Гаметоцитогенез был вызван отказом от свежей крови и увеличением паразитемии. N -ацетилглюкозамин добавляли в среду на 4 дня, начиная с 7 дней после установки, чтобы удалить бесполых паразитов. Эритроциты, инфицированные гаметоцитами (giRBC), были обогащены из неинфицированных эритроцитов (uiRBC) путем сортировки магнитно-активированных клеток на стадии III.Гаметоциты стадии IV / V собирали на 15 день после установки. Дополнительные uiRBC также получали путем многократной промывки в RPMI и хранили при гематокрите 50%. Клетки giRBC и uiRBC лизировали в буфере, состоящем из 10% додецилсульфата натрия (SDS), 100 мМ бикарбоната аммония (ABC), коктейля cOmplete EDTA-free Protease Inhibitor (Sigma) и коктейля Halt Phosphatase Inhibitor Cocktail (Thermo Scientific). Затем белки восстанавливали 20-40 мМ трис (2-карбоксиэтил) фосфином (TCEP) в течение 10 минут при 95 ° C и алкилировали 40-80 мМ йодацетамидом в темноте в течение 20 минут при комнатной температуре.После центрифугирования при 16000 × г для осаждения нерастворимого материала белки очищали метанолом: экстракция хлороформом ⁴¹ , сушили и ресуспендировали в 8 М буфере мочевины, прежде чем содержание было оценено с использованием BCA. После разбавления до 1,8 М мочевины белки расщепляли трипсином для секвенирования (Promega) в соотношении фермент-субстрат 1:40 в течение 15 ч при 37 ° C. Полученные пептиды обессоливали картриджами Sep-Pak (Waters), сушили вакуумным центрифугированием и доводили до 1 мкг / 3 мкл в 0.1% муравьиная кислота (буфер А) перед получением МС. Кроме того, было приготовлено несколько смесей переваренных пептидов путем разбавления пептидов из одной колбы с клетками giRBC пептидами из клеток uiRBC в соотношениях 1: 0, 2: 1, 7: 8, 4:15, 1: 9, 2:41, 2:91 и 1:99 giRBC: uiRBC.

ЖХ-МС (

S. cerevisiae )

Триптик Пептиды S. cerevisiae разделяли с помощью Thermo Easy nLC 1200 на самоупаковывающихся колонках диаметром 30 см, заполненных шариками диоксида кремния ReproSil-Pur C18 1,8 мкм (д-р Майш) внутри капилляра из плавленого кварца с внутренним диаметром 75 мкм (# PF360 Self-Pack PicoFrit, New Objective).Колонка диаметром 30 см была намотана внутри печи для колонок Sonation PRSO-V1, установленной на 35 ° C, перед ионизацией в МС. ВЭЖХ выполняли с использованием потока 200 нл / мин с растворителем A в виде 0,1% муравьиной кислоты в воде и растворителем B в виде 0,1% муравьиной кислоты в 80% ацетонитриле. Для каждой инъекции загружали 3 мкл (приблизительно 1 мкг) и элюировали с линейным градиентом от 7% до 38% буфера B в течение 90 минут. После линейного разделения система была увеличена до 75% буфера B в течение 5 минут и, наконец, была установлена ​​на 100% буфер B в течение 15 минут, после чего последовало повторное уравновешивание до 2% буфера B перед последующей инъекцией.Данные были получены с использованием DIA.

Thermo Fusion Lumos был настроен на получение шести полученных GPF-DIA пула биологических образцов с разрешением 120 000 предшественников и разрешением 30 000 фрагментов. Целевое значение автоматической регулировки усиления (AGC) было установлено на 4e5, максимальное время инжекции ионов (IIT) было установлено на 60 мс, NCE было установлено на 33, и + 2H было принято в качестве состояния заряда по умолчанию. При сборе данных GPF-DIA использовалось 4 окна изоляции предшественников м / z в шахматном порядке с оптимизированным расположением окон (т.е., от 398,4 до 502,5 м / z , от 498,5 до 602,5 м / z , от 598,5 до 702,6 м / z , от 698,6 до 802,6 м / z , от 798,6 до 902,7 м / z и от 898,7 до 1002,7 м / z ). Отдельные образцы для получения профилей протеома использовали получение DIA с однократной инъекцией (разрешение 120000 предшественников, разрешение фрагментов 15000, цель AGC 4e5, максимальный IIT 20 мс) с использованием 8 м / z окон изоляции предшественников в шахматном порядке с оптимизированным размещением окон от 396.4 до 1004,7 м / z .

Для создания спектральной библиотеки S. cerevisiae 80 мкг тех же триптических гидролизатов, описанных выше, разделяли на 10 общих фракций с использованием набора для фракционирования пептидов с обращенной фазой с высоким pH (Thermo, # 84868). Вкратце, пептиды загружали на центробежную колонку с гидрофобной смолой и элюировали с использованием следующих 8 стадий ацетонитрила: 5%, 7,5%, 10%, 12,5%, 15%, 17,5%, 20,0% и 50%, сохраняя как промывку, так и поток. -через.Полученные пептидные фракции вводили в тот же Thermo Fusion Lumos, используя ту же хроматографическую установку и колонку, описанные выше, но сконфигурированные для DDA. После доведения каждой фракции до расчетного 0,5–1,0 мкг на колонке, фракции измеряли в конфигурации топ-20 с 30-секундным динамическим исключением. Спектры прекурсоров были получены с 300–1650 м / z при разрешении 120 000 (цель AGC 4e5, максимальный IIT 50 мс). МС / МС собирали на предшественниках от + 2H до + 5H, достигая минимального значения AGC 2e3.Сканы МС / МС были получены с разрешением 30 000 (цель AGC 1e5, максимальный IIT 50 мс) с шириной изоляции 1,4 м / z с NCE 33.

ЖХ-МС (

P. falciparum )

Tryptic Пептиды P. falciparum и RBC разделяли с помощью Thermo Easy nLC 1000 и вводили в Thermo Q-Exactive HF. Собственные колонки с вытягиваемыми лазером наконечниками были созданы из капилляра из плавленого кварца с внутренним диаметром 75 мкм и набиты гранулами ReproSil-Pur C18 размером 3 мкм (Dr.Майша) до 30 см. Колонки-ловушки были созданы из спеченного капилляра из кварцевого стекла Kasil с внутренним диаметром 150 мкм и набиты такими же гранулами C18 до 2 см. ВЭЖХ выполняли с использованием потока 250 нл / мин с растворителем A в виде 0,1% муравьиной кислоты в воде и растворителем B в виде 0,1% муравьиной кислоты в 80% ацетонитриле. Для каждой инъекции загружали 3 мкл (приблизительно 1 мкг) и элюировали, используя 84-минутный градиент от 6% до 40% буфера B, с последующим крутым 5-минутным градиентом от 40% до 75% буфера B и, наконец, устанавливали на 100%. % буфера B в течение 15 мин, после чего повторно уравновешивали до 0% буфера B перед последующей инъекцией.Данные были получены с использованием DDA или DIA.

Thermo Q-Exactive HF был настроен на получение DDA в конфигурации топ-20 с автоматическим динамическим исключением. Спектры прекурсоров были получены от 400 до 1600 м / z при разрешении 60000 (цель AGC 3e6, максимальный IIT 50 мс). МС / МС собирали на предшественниках от + 2H до + 5H, достигая минимального значения AGC 1e4. Сканы МС / МС были собраны с разрешением 15000 (цель AGC 1e5, максимальный IIT 25 мс) с шириной изоляции 1,4 м / z с NCE 27.Кроме того, было получено шесть снимков GPF-DIA пула биологических образцов (разрешение 60000 предшественников, разрешение 30000 фрагментов, цель AGC 1e6, максимальный IIT 60 мс, NCE 27, предполагаемое состояние заряда + 3H) с использованием 4 м / z окна изоляции предшественников в шахматном порядке с оптимизированным расположением окон (т. Е. 398,4–502,5 m / z , 498,5–602,5 m / z , 598,5–702,6 m / z , 698,6–802,6 m / z , 798,6–902,7 m / z и 898.7–1002,7 m / z ). Для отдельных образцов использовались данные DIA с однократным впрыском (разрешение предшественников, разрешение 30 000 фрагментов, цель AGC 1e6, максимальный IIT 60 мс) с использованием 16 окон изоляции прекурсоров m / z в шахматном порядке с оптимизированным размещением окон от 392,4 до 1008,7 м / з .

Базы данных FASTA и библиотеки прогнозируемых спектров

Рассмотренные по видам базы данных FASTA для Homo sapiens (25 апреля 2019 г., 20415 записей) и Saccharomyces cerevisiae (25 января 2019 г., 6729 записей) были загружены с Uniprot.База данных Plasmodium falciparum FASTA ⁴² была загружена с PlasmoDB ³⁴ версии 43 (24 апреля 2019 г., 5548 записей). HeLa-специфическая база данных FASTA на основе Ensembl ²⁷ была загружена с веб-сайта ACS Publications и модифицирована для совместимости с EncyclopeDIA (47 305 записей, включая как канонические, так и вариантные последовательности белков). Каждая база данных была обработана in silico для создания всех возможных пептидов + 2H и + 3H с предшественником m / z в пределах 396.43 и 1002.70, предполагая до одного пропущенного скола. Пептиды были дополнительно ограничены количеством от 7 до 30 аминокислот, чтобы соответствовать ограничениям инструмента Prosit ¹⁴ . В общем, предполагалось, что NCE равняется 33 (дрожжи были обработаны с использованием NCE от 15 до 42 с шагом 3 NCE), но изменено для учета состояния заряда. Поскольку DIA предполагает, что все пептиды имеют фиксированный заряд, мы скорректировали настройку NCE, как если бы пептиды были фрагментированы с неправильным состоянием заряда, используя формулу:

$$ {\ mathrm {Adjusted}} \; {\ mathrm {NCE}} = {\ mathrm {NCE}} \ times \ frac {{{\ mathrm {factor}} ({\ mathrm {default}} \; {\ mathrm {charge}})}} {{{\ mathrm {factor}} ({\ mathrm {пептид}} \; {\ mathrm {charge}})}}, $$

(1)

, где коэффициент равнялся 1.0 для + 1H, 0,9 для + 2H, 0,85 для + 3H, 0,8 для + 4H и 0,75 для + 5H и выше ⁴³ . После отправки в Prosit прогнозируемые MS / MS и время удерживания были преобразованы в формат EncyclopeDIA DLIB для дальнейшей обработки. Сценарии для создания входных данных Prosit из FASTA и построения EncyclopeDIA-совместимых библиотек спектра из выходных данных Prosit доступны как функции в EncyclopeDIA 1.0.

Обработка данных DDA

Все файлы Thermo RAW были преобразованы в формат.mzML с помощью пакета ProteoWizard ⁴⁴ (версия 3.0.18299) с использованием пикового выбора поставщика. Поиск данных DDA проводился с помощью Comet ⁴⁵ (версия 2017.01, ред. 1), что позволило зафиксировать карбамидометилирование цистеина, n-концевое пиро-глю вариабельного пептида и n-концевое ацетилирование вариабельного белка. Полностью триптические поиски были выполнены с толерантностью к предшественнику 50 м.д. и толерантностью фрагмента 0,02 Да, допускающей до двух пропущенных расщеплений. Фракции с обращенной фазой с высоким pH были объединены, и результаты поиска были отфильтрованы до FDR на уровне 1% пептида с использованием PeptideProphet ⁴⁶ из Trans-Proteomic Pipeline ⁴⁷ (TPP версия 5.1.0). Специфичная для дрожжей библиотека спектра Bibliospec ⁴⁸ DDA была создана на основе данных Thermo Q-Exactive DDA с использованием Skyline ^40,49 (ежедневная версия 19.0.9.149).

Данные P. falciparum и RBC DDA были дополнительно обработаны с помощью MaxQuant ³³ (версия 1.6.5.0) для проведения количественного анализа без меток с интеграцией ионов-предшественников. MaxQuant был настроен для использования параметров по умолчанию, кратковременного фиксированного карбамидометилирования цистеина, переменного окисления метионина и переменного n-концевого ацетилирования белка.Полный триптический поиск был выполнен с допуском фрагментов 20 ppm с использованием баз данных FASTA человека и P. falciparum , а также обычных контаминантов и отфильтрован до уровня FDR на уровне 1%. Количественный анализ проводился с использованием уникальных пептидов и пептидов бритвы с включенной настройкой соответствия между сериями.

Обработка данных DIA

Данные DIA были демультиплексированы с перекрытием ¹⁸ с точностью 10 ppm после пикового пика в ProteoWizard (версия 3.0.18299). Поиск выполнялся с помощью EncyclopeDIA (версия 0.8.3), который был настроен на использование настроек по умолчанию: предшественник 10 ppm, фрагмент и допуск библиотеки. EncyclopeDIA разрешили учитывать ионы B и Y, и предполагалось расщепление трипсином.

Оценка FDR

Все поиски выполняются с использованием стратегии цель / ловушка ⁵⁰ . Как описано ранее ¹³ , EncyclopeDIA генерирует последовательности пептидов-ловушек, удерживая первую и последнюю аминокислоты на месте, но меняя положение оставшихся между ними последовательностей. Спектры-приманки генерируются путем перемещения всех ионов-фрагментов, соответствующих аминокислотам, до массы, соответствующей новой последовательности-приманке.Каждый пептид-ловушка сохраняет то же время удерживания, что и соответствующий целевой пептид. Время удерживания используется только как характеристика (а не как фильтр), поэтому каждому пептиду (ложному или целевому) можно назначить любое время удерживания. Этот подход разработан, чтобы дать приманкам возможность получить более высокие баллы и лучше моделировать действительно неправильные пептиды. Результаты поиска EncyclopeDIA были отфильтрованы до уровня пептида 1% с помощью Percolator 3.1 (ссылки ^51,52 ). Затем белки экономно распределяются по группам белков и фильтруются до уровня FDR 1%.

Эмпирически скорректированная генерация библиотеки

Прогнозируемые библиотеки были скорректированы с помощью EncyclopeDIA с использованием метода библиотеки хроматограмм, описанного ранее ¹³ , и руководство по этому процессу изложено в дополнительном примечании 1. Вкратце, были загружены инъекции GPF-DIA для данного исследования в EncyclopeDIA, используя указанные выше параметры, где в библиотеке поиска была установлена ​​соответствующая библиотека прогнозируемого спектра. Пептиды, обнаруженные EncyclopeDIA, были экспортированы в виде библиотеки хроматограмм.

Перколятор повторно запускается на пептидах, обнаруженных в результате инъекций GPF-DIA, для глобальной фильтрации обнаруженных пептидов до 1% FDR. Только пептиды, обнаруженные при 1% FDR пептида как при индивидуальной инъекции GPF-DIA, так и в общем анализе, сохраняются для библиотеки, скорректированной эмпирически. Для каждого детектированного пептида фрагментные ионные хроматограммы представляют собой сглаженные по Савицки-Голея ⁵³ , нормированные на ту же площадь пика, и форму пептидного пика рассчитывают с использованием медианного сглаживания между этими хроматограммами.Для каждого иона фрагмента рассчитывается показатель корреляции Пирсона, указывающий на соответствие между общей формой пика пептида и формой пика фрагмента.

Запись пептида в библиотеке хроматограмм аналогична записи пептида в библиотеке спектров тем, что она содержит массу предшественника, время удерживания и спектр фрагментации. Кроме того, запись библиотеки хроматограмм также содержит форму пептидного пика и показатель корреляции для каждого иона фрагмента. Эта оценка дает указание на вероятность того, что ион-фрагмент подвергся воздействию при инъекции GPF-DIA, с ожиданием того, что он также, вероятно, будет нарушен и при однократной инъекции DIA.Этот процесс создал новую эмпирически скорректированную библиотеку, содержащую только пептиды, обнаруженные в образцах GPF-DIA, а также сохранил эмпирические интенсивности ионов фрагментов и время удерживания, наблюдаемые по данным DIA. Эти библиотеки были сделаны для совместимости с EncyclopeDIA и Skyline и использовались для последующего анализа DIA с однократным впрыском.

После создания библиотеки оценка FDR для экспериментов DIA с однократной инъекцией была выполнена дважды: один раз на уровне индивидуальной инъекции и снова глобально для всех количественных образцов.Для экспериментов по обнаружению пептидов подход сопоставления между сериями не использовался. Для количественных экспериментов P. falciparum применялось сопоставление между прогонами для пептидов, не обнаруживаемых при каждой инъекции, но только в том случае, если пептид был обнаружен при 1% FDR в общем анализе и при 1% FDR по крайней мере одна индивидуальная инъекция.

Дальнейшая проверка была использована для создания библиотеки, специфичной для HeLa. Здесь пептиды со сходными последовательностями, которые попадают в одно и то же окно выделения предшественников, могут быть неправильно идентифицированы только по общим ионам фрагментов.Этот класс пептидов выходит за рамки оценки ложного обнаружения на основе цели / ловушки и требует дополнительного контроля FDR. Варианты Missense в эмпирически скорректированной библиотеке HeLa были проверены вручную путем проверки на наличие ионов, специфичных для варианта, которые повторяют форму пика. Обнаружение пептидов, проведенное без вариантно-специфичных ионов, было сочтено вероятным ложным открытием и удалено из библиотеки.

Краткое изложение отчета

Дополнительная информация о дизайне исследования доступна в Резюме отчета по исследованию природы, связанном с этой статьей.

эмпирический — Викисловарь

Английский [править]

Этимология [править]

Из эмпирический + -al .

Произношение [править]

Прилагательное [править]

эмпирический ( сравнительный более эмпирический , превосходный наиболее эмпирический )

1. Относящиеся к опыту или основанные на нем (часто в отличие от теоретических объяснений).

   Длины были рассчитаны в соответствии с эмпирическими правилами торговли .

   Для некоторых предполагаемых диагнозов эмпирическая антибиотикотерапия начинается немедленно, тогда как специфическая антибиотикотерапия должна ждать результатов посева и теста на чувствительность.

   Антоним: теоретический

   • Х. Спенсер

     Деревенский плотник […] излагает свою работу в соответствии с эмпирическими правилами, усвоенными в его ученичестве.

2. Относящиеся к наблюдениям, производным или проверяемым с помощью физических органов чувств или инструментов, расширяющих чувства.
3. (философия науки) Поддается проверке с помощью научных экспериментов.

   доказуемо эмпирическими доказательствами

   Антонимы: анекдотические, теоретические

Синонимы [править]

Антонимы [править]

Координаты [править]

Производные термины [править]

Связанные термины [править]

Переводы [править]

имеющий отношение к опыту или основанный на нем

, относящиеся к наблюдениям, полученные из или проверяемые посредством наблюдений

поддается проверке с помощью научных экспериментов

Приведенные ниже переводы необходимо проверить и вставить выше в соответствующие таблицы переводов, удалив все числа.Числа не обязательно совпадают с числами в определениях. См. Инструкции в Викисловаре: Макет статьи § Переводы.

Проверяемые переводы

См. Также [править]

Дополнительная литература [править]

Что такого особенного в эмпирической адекватности?

Здесь мы не даем ни единого отчета о понимании, и по уважительной философской причине. Мы утверждаем, что понимание не является естественным; это обычное человеческое понятие. Он используется почти повсюду, от повседневной жизни до естественных и социальных наук, истории, теологии, судов и искусства, различными, слабо связанными способами, для различных, слабо связанных целей.Вместо этого мы рассмотрим многие популярные в настоящее время отчеты в философии науки, которые мы сгруппировали в три категории, которые, возможно, охватывают разумные, хотя и разные, смыслы научного понимания, чтобы увидеть, насколько им соответствует эмпирическая адекватность.

Научное понимание, как Regt et al. (2009), это трехчленное отношение, включающее модель, объяснение или другое средство, цель, которую мы хотим понять, и агента, понимающего. Хотя свобода действий является важным аспектом научного понимания, кажется, что в философии существует грубое разделение труда.Эпистемология фокусируется на агентстве — какими характеристиками должен обладать агент и что он должен делать, чтобы понять (ср. Недавний всплеск работы в эпистемологии по «схватыванию» ^{Footnote 2} ). Философия науки, напротив, была не очень озабочена тем, что находится в головах агентов или тем, что они делают для понимания чего-либо, а скорее общедоступными продуктами науки, которые могут обеспечить понимание, проводниками понимания — объяснениями, теориями. , модели и т. д.Это то, на чем будет сосредоточено наше обсуждение.

Типы понимания, обсуждаемые в недавней философии научной литературы, можно разделить на категории по видам средств передвижения (например, теории, модели, повествования и образы) или, возможно, в соответствии с тем, что следует понимать (например, событие, общее явление, регулярность, область событий, даже «мир в целом»). Чтобы исследовать наше утверждение, мы находим альтернативную категоризацию — реалистическое, контрфактическое и прагматическое понимание — более полезной.Как вы заметите, эти классы охарактеризованы лишь приблизительно; они также не являются независимыми друг от друга, поскольку есть примеры, которые можно разделить на несколько категорий. Но их должно быть достаточно, чтобы показать, что для понимания не требуется эмпирическая адекватность, поскольку понимание основывается на очень многих современных философских концепциях. Мы будем уделять больше времени реалистическому пониманию, потому что считаем, что именно здесь аргументы в пользу эмпирической адекватности наиболее сильны. Затем мы обратимся к другим чувствам «научного понимания», которые развили философы, в которых важность эмпирической адекватности не кажется столь очевидной с самого начала.

Реалистичное понимание

Реалист, да, но реалист о чем? В философии научной литературы термин «реалист» обычно имеет отношение к тому, что теория представляет как ответственное за или (в любом предпочтительном смысле) «объясняющее» явления, такие как «основные» причины, структуры, общие принципы и т. Д. или теоретические законы–. Мы начнем с этого с рассмотрения случаев, когда понимание некоторых явлений обеспечивается теоретическим представлением законов или причин, которые, как предполагается, ответственны за них, и мы предположим, поскольку здесь мы имеем дело с « реалистическим » пониманием, что понимание требует чтобы представление было правильным или, по крайней мере, достаточно правильным в отношении того, что наиболее важно.

Помимо теоретических законов и основных причин, реалистом можно быть и во многих других вещах. Например, предположим, что у кого-то есть то, что можно было бы назвать полностью эмпирическим понятием понимания, что для того, чтобы теория или модель обеспечивали понимание, она должна правильно определять эмпирические факты, вытекающие из нее. Здесь можно быть «реалистом» в отношении эмпирических фактов. Такое реалистическое понимание, конечно, потребует эмпирической адекватности. Многие другие объяснения понимания обращаются к чему-то, что не является ни теоретическими законами и причинами, ни просто эмпирическими фактами.Они обращают внимание на такие вещи, как «общая картина», «мир в целом», «закономерности», «сходства» или «категории» и «естественные виды» в природе. В этом тоже можно быть реалистом: действительно, виден лес, а не только деревья; действительно есть образцы; вещи действительно похожи или непохожи в важных отношениях; некоторые схемы категорий представляют естественных вида, а не просто классификации, которые мы навязываем миру. Реалистичное понимание в этих случаях означает получение правильной общей картины или представление закономерностей, сходств или категорий такими, какие они есть на самом деле.

Следует отметить, что здесь мы не одобряем и не отрицаем реалистичность любого из них. Каждый был связан с пониманием, и в каждом случае кажется, что понимание могло быть либо реалистическим, либо прагматическим. (Мы переходим к последнему в конце этого раздела.) Мы принимаем реалистическую интерпретацию, потому что она представляет собой более серьезный вызов нашим взглядам. В конце концов, кажется гораздо менее удивительным, что ошибочное представление законов, причин или закономерностей приведет к ошибочным эмпирическим предсказаниям, чем истинное.

Понимание с помощью средств, которые приблизительно правильно понимают теорию

Вот одно из широко распространенных взглядов на научные теории и теоретические модели: для того, чтобы теоретическое объяснение дало нам подлинное понимание явления, теория должна получить (по крайней мере, большинство из) теоретические факты, приведенные в отчете справа. Истины о теоретических причинах и законах может быть недостаточно для понимания — мы можем потребовать, чтобы теория или модель были визуализированными, простыми, пояснительными и т. Д., но — думается — это необходимо. ^{Footnote 3} Мы не согласны с этим тезисом, поскольку мы принимаем различные виды понимания, которые мы обсуждаем. Однако мы думаем, что это — важное понимание , к которому стремятся многие ученые, и они часто предполагают, что это будет понимание реалистического . Наша точка зрения заключается в том, что даже когда понимание явления происходит через видение теоретических законов или причин, ответственных за него, и даже когда то, к чему мы стремимся, является своего рода реалистическим пониманием, средство, обеспечивающее это понимание, не обязательно должно быть эмпирически адекватным. .

Как это возможно? Короткий ответ заключается в том, что понимание приходит по ступеням. Транспортное средство может быть эмпирически неадекватным — следовательно, теоретически не «все верным» — но может правильно отображать некоторые или многие важные теоретические характеристики цели и, следовательно, обеспечивать ее (реалистичное) понимание на градуса .

Здесь может быть полезно рассмотреть два разных случая. Один из них — это знакомый случай «идеализации моделей», по которому существует много литературы.Грубо говоря, они дают некоторую значительную теоретическую структуру того, что следует понимать довольно точно. Второй, который мы называем «приблизительными приближениями», дает правильное представление о значительных частях или, возможно, всей структуре, но только очень грубо. В этом случае мы можем думать о транспортном средстве как о дающем понимание, потому что оно резко контрастирует с тем, что доступно в противном случае, что даже примерно не верно. Иногда, возможно, потому, что для тех целей, для которых кто-то хочет что-то понять, отклонение от правильного описания в деталях не имеет значения.Мы подозреваем, что об этом можно сказать гораздо больше, и стараемся отделить их от случаев «идеализации», чтобы привлечь к ним больше внимания. Сначала мы обсудим их, а затем обратимся к «идеализациям».

Грубые приближенные

Возьмем модель атома Резерфорда. Сегодня эта модель считается теоретически крайне неточной. Согласно современным квантово-механическим моделям, электрон не вращается вокруг ядра по планетным орбитам, как это изображает модель Резерфорда.Модель также неадекватна эмпирически: она предсказывает, что электрон будет непрерывно терять энергию и закручиваться в ядро, вызывая коллапс атома — и, конечно же, атомы не коллапсируют, потому что, если бы они это сделали, материя не существовала бы так, как она есть. . Несмотря на эти недостатки, модель Резерфорда дает нам некоторую степень (реалистического) понимания атомной структуры.

Согласно реалистическому пониманию, предположим, что мы принимаем правильность теоретических характеристик как один из стандартов для оценки понимания, обеспечиваемого моделью, и считаем, что наши текущие модели более правильны, чем более старые.Затем модель Резерфорда была на пути к этим более правильным моделям — она ​​была значительно более правильной, чем ее предшественница, модель сливового пудинга, которая рассматривает атом как «пудинг» положительного заряда с электронами, встроенными в него. Модель Резерфорда была частью цепочки постоянно улучшающихся моделей, включающих модель Бора, модель Бора-Зоммерфельда и современную модель облаков. Как отмечает Кэтрин Элгин (2009), понимание приходит по степени. Мы можем рассматривать модель Резерфорда как отправную точку.В конце концов, он говорит нам, что положительные заряды в атоме сосредоточены в центральном ядре, содержащем протоны и нейтроны, а электроны его окружают — черта, которую он разделяет даже с самой современной моделью атома.

Существует одно ясное чувство понимания — чувство реалистического понимания — в котором модель, которая точно отражает теоретические особенности целевого явления и, следовательно, является эмпирически адекватной, может быть принята, чтобы дать нам хорошее понимание.В том же смысле, ложный и эмпирически неадекватный, может дать нам некоторое, не идеальное (реалистическое) понимание цели из-за того, что он находится где-то поблизости от истинной теоретической истории: атом что-то вроде , что говорит модель, и эта модель лучше других, которые нигде не близки к теоретически правдивой истории. Но зачем довольствоваться частичным пониманием? Во-первых, это лучше, чем полное отсутствие понимания, и, кроме того, есть много ситуаций, в которых нашей целью является «некоторое понимание» — например, при объяснении вещей детям, когда правильная / правдивая история может быть слишком сложной.Например, как указывает Элгин (2009), понимание ребенком эволюции, согласно которой люди произошли от обезьян, лучше, чем понимание, согласно которому люди произошли от бабочек. Это может быть причиной того, что модель Резерфорда до сих пор находит место в школьных учебниках естествознания.

Таким образом, модели и теории, которые отклоняются от полной теоретической истины и могут, как следствие, давать неверные прогнозы относительно важных эмпирических фактов. ^{Сноска 4} все же может обеспечить частичное реалистическое понимание.Таким образом, для частичного реалистического понимания не требуется эмпирическая адекватность. Более того, это даже не очень хорошая подсказка. Можно предположить, что при прочих равных условиях, если V ₁ и В ₂ — оба средства понимания явления X и V ₁ более эмпирически адекватен, чем V ₂ , В ₁ обеспечивает лучшее частичное реалистичное понимание X , чем V ₂ . ^{Footnote 5} Это было бы ошибкой. Существует множество моделей, которые оправдывают большое количество центральных эмпирических предсказаний, включая те, которые считаются центральными с точки зрения «истинного» описания, но теоретически не соответствуют действительности. Это подводит нас к очень знакомой, много проработанной философской территории недоопределенности, непродуманных альтернатив и тому подобного, поэтому мы не будем здесь больше говорить.

Идеализации

Научные модели часто содержат идеализации, преувеличения и упущения некоторых характеристик объекта и, таким образом, отклоняются от истинной теоретической истории и, как следствие, могут быть эмпирически неадекватными.Как идеализированные модели дают понимание? По моделям имеется большая литература; так как мы здесь узко озабочены пониманием, мы концентрируемся на Элгине, который обращается к этому явно. Элгин (2012) называет идеализации, упущения и т. Д., Улучшающие понимание, «удачной ложью». Согласно Elgin ^{Footnote 6} , идеализированная модель может служить примером — выделять, демонстрировать или отображать — характеристики, которые она разделяет с истинными причинами, законами или механизмами, ответственными за явление, которое она пытается объяснить.При этом, утверждает Элгин, модель обеспечивает понимание этих характеристик и предоставляет эпистемический доступ к ним, чего не могла бы сделать более точная модель, потому что более точная модель привносит сложности, которые маскируют те особенности, которые нас волнуют. Таким образом, он может дать больше понимания, чем более точный, но более сложный.

Идеализированные модели того типа, который обсуждает Элгин, скорее всего, будут эмпирически неадекватными из-за нескольких содержащихся в них теоретических ложностей.Хороший пример дает лауреат Нобелевской премии экономист Родольфо Мануэли (1986), комментирующий модели Эдварда Прескотта, другого лауреата Нобелевской премии чикагской школы:

…. рассмотрим модели опросов Prescott … Большинство из них являются репрезентативными агентскими моделями. Формально модели предполагают наличие большого числа потребителей, но они специализируются на том, что потребители также идентичны. Одно из следствий этой специализации — очень точный прогноз объема торговли: он равен нулю.Если объяснение наблюдений за объемом торговли считается важным для анализа, этого прогноза достаточно, чтобы отвергнуть такие модели. Но если учет индивидуальных колебаний, выходящих за рамки компонента, объясняемого совокупными колебаниями, не считается существенным для понимания влияния бизнес-циклов, абстракция не является необоснованной. Можно даже утверждать, что если с точки зрения полезности имеет значение поведение совокупного потребления и досуга, то любая модель, которая помогает объяснить движения этих двух переменных, полезна для оценки альтернативных политик.Эта полезность не зависит от способности модели объяснять другие наблюдения. (5)

В этой модели — как (справедливо) утверждал Элгин — эффекты совокупного поведения были бы скрыты, если бы мы приняли во внимание индивидуальные колебания. Мы получаем понимание, поскольку модель наглядно показывает, что должно быть правильным механизмом для создания бизнес-цикла , цикла , который зависит от среднего поведения, хотя и ценой ужасно неправильных эффектов, зависящих от распределения.

Один конкретный вид идеализации, который иллюстрирует нашу точку зрения, — это то, что Картрайт (2006) называет «мысленными экспериментами Галилея», а Ускали Мяки (1994) — «изолирующими моделями»: модели, которые изучают, что одна (или небольшой набор) из множества причин эмпирического эффекта в целевых параметрах вносит отдельный вклад. Этот вид транспортного средства обязательно искажает обстановку, в которой возникает эффект, и эффект, который он предсказывает, будет отличаться, часто резко, от эффекта, который происходит.Но они, тем не менее, правильно понимают, какая конкретная причина способствует этим общим последствиям. Они обеспечивают подлинное реалистическое понимание элемента теоретической структуры, ответственного за этот эффект, и того, как этот элемент вносит свой вклад.

Понимание с помощью средств, которые позволяют правильно понять другие важные вещи.

Здесь мы рассмотрим некоторые часто обсуждаемые аспекты «унификации» в философии научной литературы.

«Общий» рисунок

Многие философы науки призывали к объединению как к источнику понимания.Майкл Фридман (1974) — один из известных примеров. По словам Фридмана, понимание, которое дает объединение, носит глобальный, а не локальный характер. Объединяющие объяснения могут не улучшить наше понимание независимых явлений, но они улучшат наше понимание явлений в целом. Они делают это, давая нам картину мира «в целом», а не просто как совокупность отдельных частей. Он поясняет: «Из того факта, что все тела подчиняются законам механики, следует, что планеты ведут себя так же, как они, падающие тела ведут себя так же, как и газы.…. [Мы] свели множество необъяснимых, независимых явлений к одному ». (15, курсив, как в оригинале) Для Фридмана это сокращение является самой «сущностью научного объяснения»: «Мир с меньшим количеством независимых явлений при прочих равных условиях более понятен, чем мир с большим количеством». (15) Как рисует Фридман, такое понимание через объединение требует, чтобы объединяющая теория была верной. Предполагается, что это факт , что все тела подчиняются законам механики, и этот факт охватывает многие другие.Следовательно, объединяющая теория также должна быть эмпирически адекватной.

Но объединяющая теория не обязана констатировать факты, чтобы дать нам истинную картину — правильную картину — мира (или определенной области внутри нее) «в целом», уменьшая количество независимых явлений и делая мир понятнее. Мы можем сослаться на ранние аргументы Картрайта (1980) из Истина не объясняет многого ^{Footnote 7} о том, что обычно считается нашими лучшими объединяющими теориями — объединяющими «высокими» теориями в физике — для защиты точки зрения, что объединяющая теория может быть настолько хороша в этой работе, насколько это возможно, но все же не быть правдой.Он может дать нам прекрасную картину мира в целом, если мы не ожидаем увидеть детали правильно. Картрайт основывала свои утверждения на том, как научное моделирование работает на практике. Поведение планет не «следует» из законов механики. Скорее, мы, , выводим детали их поведения. Мы делаем это, исходя из этих законов, но в ходе наших выводов мы искажаем то, что говорят законы. Исправления не лишены мотивации. В него вкладываются обширные знания из других областей и большой опыт практики.Но они являются специальными с точки зрения механики.

Несмотря на то, что в отношении, подобном утверждению Картрайта, законы не соответствуют действительности, тем не менее они могут быть самым лучшим и действительно превосходным — и, следовательно, «правильным» — способом рассматривать «как единое целое» все разрозненные явления, которые мы извлекаем из них. . Мы могли бы сравнить это с реализмом в выборе законов, который, кажется, принимают многие сторонники теории законов Милля-Рэмси-Льюиса «наилучшая система». Согласно теории Милля-Рэмси-Льюиса, законы — это простейший набор утверждений, из которых мы можем вывести самый широкий набор явлений.Конечно, можно заподозрить, что «лучшей» системы не существует. Но многие действуют так, как будто она есть, и что фундаментальная физика находится на пути к ее обнаружению, возможно, даже к нахождению одной «простой» системы, из которой могут быть выведены все факты. Мы хотели бы отметить, что такой реализм в отношении системы — что есть один единственный лучший — не зависит от того, следуют ли факты нижнего уровня из объединяющих законов, как это описывает Фридман, или мы выводим их, с искажениями, как это видит Картрайт.

Итак, теория может дать нам понимание области «в целом», не будучи верной ни одному из явлений в этой области. Это можно классифицировать как разновидность реалистического понимания, предполагающего, что мы можем быть правы или неправы в том, что является лучшей картиной целого. Как эмпирическая адекватность способствует такому пониманию? Ответ тут же. Объединяющая теория, обеспечивающая понимание, обычно будет гораздо менее эмпирически адекватной, чем теории более низкого уровня, которые она объединяет.

Возможно, на данном этапе нам следует вспомнить, что мы не стремимся к тому или иному реализму ни по одному из обсуждаемых вопросов. Тем, кто думает, что нет правильного или неправильного в выборе объединяющей теории, когда такая теория не является истинной, кажется, что понимание, обеспечиваемое объединением, было бы в нашей системе классификации не « реалистическим », а скорее « прагматическим ». ‘: делает вещи более понятными для нас . Но в этом смысле, кажется, не нужно аргументировать, что теория может одновременно улучшить понятность и уменьшить эмпирическую адекватность.

Естественная классификация законов

Это центральная работа теории по словам Пьера Дюгема, который считал, что успешная физика классифицирует эмпирические законы таким образом, чтобы постепенно отражать лежащую в основе «естественную» классификацию, и это все еще отражается в том, как устроена физическая теория сегодня. Рассмотрим, например, теории в физике с хорошо известными названиями: теория гравитации Ньютона, теория электромагнетизма Максвелла, теория относительности Эйнштейна, квантовая гравитация или теория струн.Независимо от того, верны эти теории или нет, они систематизируют эмпирические явления в соответствии с ними таким образом, чтобы допускать предметную специализацию в физике и подробное понимание, которое сопровождает ее, что способствует новым видениям, новым практикам и тому, что называется « ростом знания ». . Даже если кто-то утверждает, что это реалистическое понимание — что существует правильный способ сортировки законов вместе по отдельным категориям (как некоторые считают, что это точка зрения Дюгема ^{Footnote 8,} ) — как и в случае с общей картиной, когда мы формулируем законы таким образом сформулированные законы могут быть менее эмпирически адекватными, чем когда их можно было сформулировать именно так, чтобы получить точные эмпирические феномены.

Узоры

Иногда говорят, что теория дает понимание, открывая закономерности в природе. С этой точки зрения, по словам Филипа Китчера (1989), «понимание явлений — это не просто вопрос уменьшения« фундаментальных непонятностей », но и видение связей, общих закономерностей в том, что изначально казалось разными ситуациями». (стр. 81–82) Часто эти паттерны воспринимаются как реальные: есть факт о том, какие паттерны существуют и на что они похожи. ^{Footnote 9} В данном случае предоставленное понимание является реалистическим пониманием.

Тем не менее, когда теория обеспечивает понимание, правильно показывая закономерности в мире, точно так же, как когда она обеспечивает понимание, уменьшая количество независимых переменных, или показывая общую картину, или помещая законы в правильные категории, она вполне может быть менее эмпирической. адекватно, чем теория, которая стремится только к эмпирической адекватности без внимания к тому, чтобы сделать модели видимыми.Причина во всех этих случаях может быть одинаковой. Как и в случае с «удачной ложью» Элгина, часто лучший способ выявить сходства и различия или показать общие закономерности или то, как вещи сочетаются друг с другом, — это использовать среднее представление, или размытие, или идеализацию реальных вещей, которые не являются верен любому из них. Это широко признается, когда мы рассматриваем деревья как лес, когда ясно, что, рассматривая их как лес, мы теряем и искажаем множество эмпирических деталей.Точно так же мы можем видеть и ценить узор, даже если каждый отдельный предмет не совсем точно представлен и по-разному отходит от него. И видеть вместе вещи, которые очень похожи, — это способ их понимания, который никоим образом не зависит ни от истины, ни от эмпирической адекватности объединяющего их проводника.

Контрфактическое понимание

Часто есть понимание мира, которое можно получить от транспортных средств не из-за их близости к истине или эмпирической адекватности — поэтому транспортные средства не обязательно должны быть отдаленно истинными или эмпирически адекватными.Один из видов понимания, который соответствует этому закону, — это контрфактическое понимание : понимание, которое приходит из способности видеть контрфактические возможности. (См. Lipton (2009) для довольно подробного описания такого понимания.) Мы рассмотрим три различных типа контрфактического понимания.

Понимание с помощью транспортных средств, которые предоставляют простые вымышленные модели

Один из способов обеспечить контрфактическое понимание — это построить простые вымышленные, часто очень схематичные миры, часто описываемые в очень абстрактных терминах или, если используется более конкретная терминология, описания предназначены для того, чтобы нести немного от их обычного содержания.

Рассмотрим модель автомобильного рынка Акерлофа (1970). Модель изображает абстрактно описанную причину — асимметричную информацию — и конкретный, но тонко охарактеризованный эффект: большую разницу в цене между новыми и подержанными автомобилями. В модели асимметричная информация представлена ​​продавцом автомобиля, имеющим много релевантной информации о его состоянии; покупатель, мало. В результате цена, которую рациональный покупатель предложит за подержанный автомобиль, зависит от среднего качества подержанных автомобилей на рынке; цена, которую примет продавец, зависит от качества конкретного автомобиля.Следовательно, никто не будет продавать подержанный автомобиль, качество которого выше, чем в среднем среди подержанных автомобилей. Рациональные покупатели, зная об этом, еще больше снизят цену, которую они предлагают, что заставит продавцов отказываться от еще большего количества автомобилей и так далее. В конечном итоге рынок рушится, и подержанные автомобили не выставляются на продажу.

Это, конечно, плохой прогноз о продаже подержанных автомобилей в реальном мире. Поскольку мы думаем, что различие в знаниях об автомобилях работает в реальных случаях, как и в модели, но результаты разные, потому что модель игнорирует другие действующие причины (например,g., забота продавцов подержанных автомобилей о своей репутации), мы могли бы отнести этот пример к категории частичного реалистического понимания. Есть несколько причин, чтобы поместить его здесь. Во-первых, это дает нам контрфактическое понимание того, влияет ли асимметричная информация на продажи автомобилей в мире, где нет других причин, и как. Идея состоит в том, что : если бы мы жили в мире, где асимметричная информация была единственной причиной, тогда рынок подержанных автомобилей рухнул бы.Это дает нам не только (реалистическое) понимание этого альтернативного мира, но также (контрфактическое) понимание нашего мира . Например, с учетом этой модели правительство могло бы успешно внедрить очень строгий закон о полном раскрытии информации для продавцов автомобилей, который устраняет асимметричную информацию. Тогда модель Акерлофа дала бы нам очень хорошее контрфактическое понимание того, почему этот автомобильный рынок работает так хорошо, даже несмотря на то, что он не описывает какой-либо существующий на нем механизм — этот конкретный рынок работает хорошо отчасти потому, что правительство исключило возможность для продавцов иметь лучшая информация о своих автомобилях, чем покупатели.Стремление к эмпирической адекватности помешало бы модели проиллюстрировать эту возможность.

Вторая причина заключается в том, что модель используется не в первую очередь для понимания автомобильных рынков, а, скорее, для понимания того, что происходит, или может случиться, или не произойдет в огромном множестве совершенно разных ситуаций, от ценообразования на активы до подписания Великой хартии вольностей. . Это контрастирует с обычными примерами идеализации Галилея; например, модель того, как тела движутся , когда действует одна только гравитация, обычно используется, чтобы помочь нам понять движения реального мира .Но модель Акерлофа о том, что могло бы случиться с автомобильным рынком, если бы различия в знаниях об особенностях автомобилей и беспрепятственной истории работы, должна помочь нам понять, почему была подписана Великая хартия вольностей.

Независимо от того, где должно быть каталогизировано понимание, предоставляемое этими моделями, должно быть ясно, что модели, подобные этой, не улучшатся в обеспечении такого рода понимания просто за счет повышения их эмпирической адекватности, и по большей части они, вероятно, станут хуже. на него.

Еще одним примером модели, которая может рассматриваться как дающая противоположное понимание, является шахматная модель экономиста Томаса Шеллинга (1978), которая рассказывает о расовой сегрегации. Легко увидеть, как районы будут разделены по расовому признаку, если люди будут иметь сильные дискриминационные предпочтения. Но этот простой сценарий не дает нам понять, как люди могут быть разделены, если они предпочитают смешанные районы. Чтобы понять это, Шеллинг распределяет центы на шахматной доске.Монеты перемещаются в новые места, где их меньше численно, в зависимости от того, сколько их соседей имеют тот же номинал. Шеллинг обнаружил, что даже когда монеты не перемещаются, если только 2/3 или более их соседей не отличаются, в конечном итоге монеты группируются в кварталы одного достоинства.

Эта модель рассказывает о монетах на шахматной доске и предсказывает, как их местоположения будут сгруппированы. Он не делает никаких эмпирических предсказаний относительно людей и сегрегации. То, что он делает, гораздо более тонкое и интересное.Он имеет дело с возможной ситуацией. Как отмечает Айдинонат Эмрах (2007), модель построена для того, чтобы дать представление о том, как определенные индивидуальные механизмы, которые могут проявлять реальные люди (т. Е. Индивидуальные тенденции избегать статуса меньшинства) , могут взаимодействовать при определенных условиях, вызывая сегрегацию. Но описания в модели не для этого.

Не впадаем ли мы в релятивизм? Может ли какая-либо старая модель, строящая воображаемый мир, дать нам контрфактическое понимание некоторых аспектов реального мира? Нет: модель Шеллинга делает правдоподобную гипотезу о том, что сегрегация может быть непреднамеренным следствием даже умеренных дискриминационных предпочтений — и это основано на нашем знакомстве с настоящими людьми и их предпочтениями.Таким образом, он согласуется с нашим реальным миром в ключевых аспектах, таких как его предположения о людях.

Модель Шеллинга не говорит нам, что умеренные дискриминационные предпочтения от до приводят к большой сегрегации, но она открывает наши умы для ранее невообразимой возможности — кто бы мог подумать, что такие умеренные расовые предпочтения могут привести к полной сегрегации. мир, очень похожий на наш? Итак, вот случай знаменитой модели в экономике, известной тем, что она дает понимание расовой сегрегации и то, что мы называем ее «контрфактическим пониманием», — где эмпирическая адекватность просто не фигурирует.Модель эмпирически бесплодна по отношению к проблемам, которые она дает понять, и не делает никаких прогнозов относительно них.

Понимание с помощью транспортных средств, которые демонстрируют невозможное, обнаруженное «неудачными» идеями из прошлого

Рассмотрим снова модель Резерфорда. В дополнение к реалистическому пониманию это дает нам еще и контрфактическое понимание. Благодаря эмпирически неверному предсказанию движения электрона внутрь по спирали, он показывает, что атом не может быть : он иллюстрирует физическую невозможность.В то время как модель была предложена Резерфордом в надежде дать реалисту и понимание того, что она есть, сегодня мы можем использовать ее для получения контрфактического понимания: , если электрона вращались вокруг ядра, как утверждает модель, то материя не могла бы. существует в том виде, в каком мы его знаем.

Мы еще раз хотели бы подчеркнуть, что это играет особенно важную роль в преподавании естественных наук. Модель Резерфорда явилась важным шагом в эволюции представлений об атомной структуре в истории науки, как и в развитии идей об этом явлении у изучающих естественные науки.На жаргоне Куна, в парадигме Резерфорда — учитывая результаты его эксперимента с золотой фольгой — модель казалась очень правдоподобной. Итак, прежде чем познакомиться с идеей потери энергии ускоренной заряженной частицей, изучающие естественные науки, вероятно, оценят модель Резерфорда. Как только они познакомятся с этой противоречивой идеей спиралевидного электрона, они смогут понять, почему атом просто не может быть таким, каким его думал Резерфорд. Аналогичные аргументы можно привести в отношении понимания других «неудавшихся» идей, таких как светоносный эфир, гелиоцентрическая модель солнечной системы и так далее.Понимание, которое мы здесь достигаем, кажется особенно важным, когда мы смотрим на изучение науки как на исследование эволюции научных идей. И стоит отметить, что понимание здесь прямо зависит от от эмпирической несоответствия!

Понимание с помощью средств, которые предоставляют правдоподобные объяснительные истории

Эмпирически неадекватные правдоподобные объяснительные истории могут дать нам понимание, показывая, как вещи могут согласовываться с фактами, на которых мы настаиваем, такими как общепринятые теории.Рассмотрим модель сумки MIT. Он описывает адроны (частицы, такие как протоны и нейтроны) как «мешки», в которых (два или три) кварка пространственно заключены под действием внешнего давления. При этом учитывается тот факт, что кварки никогда не находили изолированно, и поэтому считается, что они пространственно ограничены. С помощью граничных условий и подходящих приближений единственный параметр модели (давление в мешке) может быть скорректирован для соответствия адронным наблюдаемым (например, массе и заряду). Стивен Хартманн (1999, 336) отмечает, что предсказания модели лишь очень незначительно согласуются с эмпирическими данными.По нормальным эмпирическим стандартам модель плохо себя чувствует. Действительно ли кварки ограничены способом, описанным в модели? Мы не знаем — и если эмпирическая адекватность является руководством к истине, то, скорее всего, нет.

Хартманн спрашивает, почему физики занимаются этой моделью, несмотря на ее эмпирические недостатки. Его ответ состоит в том, что это дает «правдоподобную историю», благодаря которой мы расширяем наше понимание. Модель сумки — это «повествование, основанное на формализме теории»; это согласуется с теорией; и, что важно, он дает правдоподобную, интуитивно понятную и визуализированную картину адрона как кварков, заключенных в мешок.Здесь мы также получаем модальное понимание. На вопрос «Как кварки могут быть ограничены в пространстве?» Эта модель отвечает: «Возможно, как если бы они были в сумке». Ответ хорош, потому что он легко визуализируется и потому, что он иллюстрирует возможность удержания кварков.

Обычно говорят, что модель сама по себе понятна, но она не дает понимания цели, если она не является эмпирически адекватной ей в разумных пределах — мы понимаем модель, но не цель.Нет, Хартманн утверждает: «Качественная история, которая устанавливает объяснительную связь между фундаментальной теорией и моделью, играет важную роль в принятии модели» (1999, 15). Это потому, что модель дает историю, которая относится к известным механизмам квантовой хромодинамики, теории, лежащей в основе этой области. ^{Footnote 10} Ни одна старая модель, которая визуализируется и интуитивно правдоподобна, не справится с этой задачей: хотя эмпирически неадекватна, модель сумки согласуется со многими вещами, о которых говорит теория.Для реалистов и эмпириков может быть очень плохо, что эта модель не является эмпирически адекватной, но теоретически мало причин, по которым кварки не могут быть ограничены таким образом. Здесь снова представлена ​​модель, показывающая как теоретически, так и интуитивно правдоподобную возможность.

Прагматическое понимание

Последний вид понимания в нашем каталоге, описанный де Регтом (2014), исходит из использования теории или модели для практического использования и манипуляции, что близко совпадает с другой целью науки, которую мы обсуждаем в этой статье. бумага — управление миром.Есть понимание мира через средство, которое помогает нам манипулировать им и контролировать его — назовем это прагматическое понимание . Де Регт связывает понимание с понятностью теории. Разборчивость в этом случае прагматична и контекстна. Он состоит в знании того, как использовать теорию для предсказания и манипулирования / контроля, поэтому понимание для него — это навык.

Как упоминалось ранее, де Регт выдвигает аргументы, аналогичные аргументам Элгина: он критикует и отвергает реалистический тезис о понимании.Затем он показывает, как, пытаясь предсказать и контролировать (части) мира, мы используем модели и теории, которые считаются ложными. «Можно ли использовать теории или модели для понимания явлений, не зависит от того, являются ли они точными представлениями реальности, лежащей в основе этих явлений» (2014, 16), утверждает он. (Он приводит множество примеров ложных теорий, используемых для манипуляций и предсказаний, зависящих от предметной области, таких как механика Ньютона.) Хотя де Регт не особо много говорит об эмпирической адекватности теорий и моделей для понимания, аргументы, которые он приводит против требования, чтобы средство понимания было истинным, применимы и к требованию, чтобы оно было эмпирически адекватным. Мы не будем больше говорить об этом здесь, потому что мы продолжим эту линию о моделях и теориях для использования и манипулирования в следующем разделе.

Объединение также может дать своего рода прагматическое понимание. Как отмечает Мэри Морган (2010) в своей работе о перемещении фактов и методов из одной области в другую, может быть чрезвычайно полезно увидеть, что законы, сгруппированные под одним и тем же объединяющим требованием, во многом схожи.Это позволяет нам использовать аналогичные методы исследования, стратегии моделирования, методы аппроксимации и т. Д. И предлагает аналогичные прогнозы для поиска от одной области к другой. Это предлагает новые концепции, новые теории и новые методы; он помогает нам продвигать наши науки как на теоретическом, так и на практическом уровне.

Обратите внимание, что, как и в случае с реалистическим объединяющим пониманием, объединяющая теория может обеспечить прагматическое понимание, уменьшая эмпирическую адекватность. Когда дело доходит до заимствования методов, поиска предсказаний в одной области, аналогичных уже установленным в другой, и т.п., важны аналогии между объединенными подтеориями, а не эмпирическая адекватность объединяющей теории.Объединение может быть существенно менее эмпирически адекватным, чем объединяемые.

Эмпирически поддерживаемые методы лечения психических расстройств

Эмпирически подтвержденные методы лечения, также известные как методы лечения, основанные на фактических данных, или методы лечения, основанные на фактических данных, — это методы лечения и методы лечения, которые имеют основанные на исследованиях медицинские и научные данные, показывающие, что они работают.

Откуда врачи знают, что лечение, подтвержденное эмпирическим путем, работает? Вот тут-то и пригодятся исследования.

Эмпирически подтвержденные методы лечения были протестированы в научно разработанных рандомизированных контролируемых исследованиях.

Если вы не уверены, что такое рандомизированное контролируемое исследование, вы не одиноки. Следующее объяснение может помочь.

Что такое рандомизированное клиническое испытание?

Во-первых, важно понимать, что рандомизированные контролируемые испытания считаются «золотым стандартом» для тестирования новых методов лечения. Каждое новое лечение, представленное на одобрение FDA, должно подтверждаться результатами рандомизированных контролируемых испытаний, демонстрирующих его безопасность и эффективность.

Например, когда ваш врач прописывает вам лекарство здесь, в Соединенных Штатах, это эмпирически подтвержденное лечение, одобренное FDA.

Слова «рандомизированный», «контроль» и «испытание» имеют особое значение с точки зрения тестирования новых медицинских методов лечения:

Рандомизированный означает, что участники исследования не были распределены определенным образом по группам, которые будут изучаться. Это сделано для того, чтобы результаты исследования не были искажены знаниями участников или исследователей о том, как они были выбраны.

Контролируемый означает, что одна из исследуемых групп не получает новый («активный») тестируемый препарат. Вместо этого они получают «плацебо» или «пустышку», которая выглядит как тестируемое лекарство, но не содержит его активного ингредиента. Плацебо может быть «сахарной пилюлей» или другим лекарством.

Такой дизайн исследования позволяет исследователям разумно ожидать, что эффекты для здоровья, которые они наблюдают в «активной» группе, которые они не наблюдают в контрольной группе, являются результатом использования нового лечения.

Испытание просто означает, что лечение проходит испытания в ходе рандомизированного контролируемого испытания. Если результаты исследования положительны для безопасности и эффективности лечения, и результаты приводят к одобрению его FDA, это эмпирически подтвержденное лечение.

Эмпирически поддерживаемые методы лечения ПРЛ

Текущие методы лечения пограничного расстройства личности (ПРЛ), которые считаются эмпирически подтвержденными, включают диалектическую поведенческую терапию, терапию, ориентированную на схему, и терапию, ориентированную на перенос.

Где получить дополнительную информацию о лечении с эмпирической поддержкой

Общество клинической психологии, подразделение Американской психологической ассоциации, ведет список психотерапевтических методов лечения, которые считаются эмпирически подтвержденными. Общество также поддерживает текущую дискуссию в области психологии о том, как лучше всего определять и продвигать использование эмпирически подтвержденные методы лечения.

Управление психиатрических и психиатрических услуг США (SAMHSA) ведет Национальный реестр научно-обоснованных программ и практик (NREPP), еще один список эмпирически подтвержденных методов лечения.

Определение для изучающих английский язык из Словаря учащихся Merriam-Webster

эмпирический / ɪmˈpirɪkəl / имя прилагательное также эмпирический / ɪmˈpirɪk /

/ ɪmˈpirɪkəl /

прилагательное

также эмпирический / ɪmˈpirɪk /

Определение EMPIRICAL учащимся

: на основе тестирования или опыта

— эмпирически

/ ɪmˈpirɪkli / наречие .